Волчицы из Машкуля - [29]

Впрочем, крестьяне вообще, а вандейские крестьяне в особенности, не верят ни в медицину, ни врачам. Вот почему Розина обратилась за помощью в замок Ла-Ложери, куда имела доступ как молочная сестра Мишеля, вот почему она побежала к сестрам Суде после того, как ее выгнали из Ла-Ложери.

Услышав шаги, больной с трудом приподнялся, но тут же с жалобным стоном упал на свое ложе. В комнате горела свеча, освещавшая одну лишь кровать, остальное тонуло во мраке; при этом скудном свете можно было различить мужчину лет сорока, распростертого на жалком одре и ведущего смертельную схватку с беспощадным демоном заразы.

Он был бледен до синевы; остекленевший взгляд выражал подавленность, и время от времени все его тело сотрясалось с головы до ног, словно к нему подключили гальваническую батарею.

От этого зрелища Мишель вздрогнул, ему стало понятно, почему его мать, представляя себе состояние больного, не решилась впустить Розину, ведь девушка несла с собой горячечные испарения, почти ощутимо витавшие над постелью страдальца и в освещенном пространстве вокруг него.

Он подумал о камфоре, о хлоре, об уксусе четырех разбойников — словом, обо всех средствах, предохраняющих здорового человека от заразы, когда он находится рядом с больным, и, не имея ни уксуса, ни хлора, ни камфоры, он ограничился тем, что остался стоять возле двери, чтобы можно было дышать свежим воздухом.

Берта ни о чем подобном и не подумала: она направилась прямо к постели и взяла больного за руку, пылавшую от лихорадочного жара.

Молодой человек рванулся было вперед, чтобы остановить ее, открыл рот, чтобы закричать; но он словно окаменел, потрясенный бесстрашным поступком Берты во имя милосердия, и некоторое время оставался объятый ужасом и в то же время восхищенный мужественным поведением девушки.

Берта расспросила больного. Вот что он рассказал.

Проснувшись накануне утром, Тенги почувствовал такую усталость в теле, что, когда он встал с кровати, ноги у него подкосились и он чуть было не упал: это было не что иное, как предостережение, посланное ему природой; но сельские жители редко прислушиваются к ее советам.

Вместо того чтобы снова лечь в постель и послать за врачом, Тенги продолжал одеваться и, поборов недомогание, спустился в погреб и принес кружку сидра. Затем он отрезал себе ломоть хлеба: по его мнению, ему следовало набраться сил.

Кружку сидра он выпил с удовольствием, а вот хлеба не смог проглотить ни куска.

Потом он побрел в поле на работу.

По дороге у него началась мучительная головная боль и сильное кровотечение из носа; чувство слабости во всем теле переросло в ломоту: раза два или три ему пришлось присесть. Он с жадностью напился из двух источников, попавшихся ему на пути, но не только не утолил жажду, а, напротив, так нестерпимо захотел пить, что в третий раз напился из дорожной выбоины.

Наконец он пришел на свое поле. Но теперь у него уже не было сил выворотить заступом хотя бы ком земли из борозды, которую он начал копать накануне. Несколько мгновений он стоял, опершись на заступ. Потом голова у него закружилась, и он лег или, вернее, упал на землю в полном беспамятстве.

Так он пролежал до семи часов вечера и провел бы так ночь, если бы мимо случайно не проходил крестьянин из деревни Леже. Увидев лежавшего на земле человека, крестьянин окликнул его — тот не ответил, а только пошевелился. Крестьянин подошел ближе и узнал Тенги.

Большого труда ему стоило довести больного до дому: Тенги был так слаб, что им понадобился час с лишним, чтобы пройти четверть льё.

Розина с тревогой ждала отца. Увидев его, она пришла в ужас и хотела бежать в Паллюо за врачом, но Тенги строго-настрого запретил ей это и лег в постель, уверяя, что это пустяки и до утра все пройдет. Только вот его жажда, вместо того чтобы пройти, делалась все сильнее, а потому он велел Розине поставить у кровати на стул кувшин с водой.

Ночь он провел без сна, снедаемый лихорадочным жаром, то и дело пил, но так и не смог залить пылавший у него внутри огонь. Утром он попытался встать, но сумел только присесть на кровати, и то с большим трудом. Голова раскалывалась, потом началось головокружение и он стал жаловаться на мучительную боль в правом боку.

Розина вновь принялась настаивать на том, чтобы послать за г-ном Роже — так звали врача из Паллюо, — и снова отец решительно запретил ей. Девушка села у кровати, готовая исполнять все желания больного и оказать необходимую помощь, предоставив ему все, что он хотел.

А хотел он больше всего на свете воды: каждые десять минут он просил пить.

Так Розина ухаживала за ним до четырех часов пополудни.

В четыре часа отец сказал ей, качая головой:

— Знаешь, я чувствую, что подцепил лихорадку. Надо сходить в замок к добрым барышням и попросить у них лекарство.

Мы видели, к чему привело это решение.

Пощупав пульс больного и выслушав историю его болезни, которую он с трудом поведал ей прерывающимся голосом, Берта, насчитавшая сто ударов в минуту, поняла: папаша Тенги боролся с тяжелым приступом лихорадки.

Но что это была за лихорадка? Увы, Берта была слишком несведуща в медицине, чтобы определить это.