Волчьи тропы - [2]

Зря он, Володя, так суетится. Придут, посмотрят, ну, может, поторгуются для формы, хотя цену уже обговорили… Сколько раз сам Миха им товар сдавал? Много… Хотя, наверное, такая уж у бродяжника жизнь — в постоянном недоверии к миру.

Невольно отвлекаясь от раздумий, Михаил бросил косой взгляд на напарника, возящегося с арбалетом в дальнем углу комнаты. И невольно поднял руку к груди, мозолистыми пальцами касаясь висящего под брезентовой курткой сокровища — противопехотной гранаты. Есть, конечно, ножи и арбалет Володькины, да и у самого Михи тоже самострел добрый, но эффект, производимый на людей древней гранатой, всегда был наиболее ошеломляющим… Хотя всей своей простой и сильной душой Миха действительно верил, что до этого не дойдет.

— Пойду пошатаюсь. — Володька вдруг двинул к дверному проему и мгновенно исчез в высокой траве, по-настоящему непроходимой стеной окружавшей дом, а Миха заметил, что арбалет напарника взведен.

— Ну, пошатайся, — негромко пробормотал он сомкнувшимся за рейнджером кустам.

Михаил с неприязнью вдруг понял, что опять начинает завидовать. Легкой походке, умению пройти через камыш, не потревожив птиц, ловкости и скорости Володи. Он поерзал, отгоняя назойливые мысли, и посмотрел вверх, в июльское небо. Туда, где жил так и не решенный Михой вопрос.

Яркий день заглядывал в брошенный дом, гулял по пустынным улицам, умывался в темном колодце и усмехался над ломающим голову подземником, забавляясь его умению искать вопросы там, где любой другой, будь это Горожанин или Светящийся, просто прошел бы мимо.

Миша запросто мог ответить, отчего встал станок, как заменить систему водопровода в нижних этажах Убежища, сколько секунд калили клинок или как снова поставить на колеса сожженный отродьями тягач. Многие улыбались, качали головами, наблюдая, как он устанавливает контакт с найденным последней экспедицией на Поверхности старинным кинескопом, но умения и знания Михины оспаривать не брались, в случае любой поломки или нужды обращались именно к нему. И это не только в «Убежище-45»…

Сегодня же Михаил почувствовал, что двухдневное сражение им проиграно. Едва ли не с тоской поднимая глаза к дырявому потолку, он допускал самые смелые и отчаянные теории, но ответ так и не приходил.

Каким образом у дома сорвало крышу, совершенно не покорежив стен и потолочных перекрытий, щербатыми оскалами дыр обращенных к ясному сегодня небу, Михаил понять так и не мог. Не один раз уже он неторопливо обошел избу по периметру, осторожно и терпеливо перебираясь через завалы старой мебели и нанесенного ветром хлама, несколько раз взбирался под самый потолок, с необычайно умным видом осматривая срезы стен, и удрученно возвращался на прежнее место.

Миша еще немного придвинул к окну стул, догоняя ускользающий по грязному полу луч солнца.

Конечно, крышу могло рвануть взрывом… Но тогда почему у стен такие ровные и необожженные срезы? Кроме того, взрыв бы наверняка нанес еще большие повреждения самому дому, а то и спалил его… Ураган, торнадо или смерч Миха просто отметал: произойди такое — и дом стал бы похож на высосанную яичную скорлупу, а так вроде даже кое-какая мебель цела. Ударная волна? Тогда крыша наверняка должна была находиться где-то в относительной близости, а в ближайших огородах и улицах Михаил ничего не нашел. Самую последнюю версию — что кто-то забрал крышу трофеем, осторожно сняв со здания, — Михаил не принимал из-за нелепости… Хотя в наше время вообще все возможно.

Он заворочался на стареньком стуле, и тот предупредительно застонал, заставляя седока перенести вес вперед. Старые вещи. Может быть, еще довоенные. Миха еще раз скользнул взглядом по нависающему над домом синему небу и тяжело вздохнул. К старательно подавляемому чувству нетерпения начало примешиваться что-то еще более противное и свербящее, как происходило всегда, когда Михаил не мог найти ответа на поставленный перед собой вопрос. Вопрос, касающийся вещей.

Вещей любых, от пистолета до газонокосилки, чего угодно когда-либо сотворенного руками человека. Вещи говорили с Михой, и он отвечал им. Заботой, уходом, одолжением им второй жизни. Ржавый бак на берегу озера, моток каленой проволоки в кустах, кожух от двигателя или разбитая керосиновая лампа — все эти предметы в руках Михаила отвечали лишь на два вопроса: «Откуда это?» и «Что из этого можно сделать теперь?» Потому что Миха был кузнецом. Незаменимым кузнецом.

Не в привычном понимании этого слова, от которого человечество и его боковые ветви развития отделяло несколько веков, но в расширенном. Были в этом слове и отсветы пламени горна на прокопченном лице подземника, когда из куска мертвого железа рождается клинок ножа; и часы долгой и кропотливой работы над заваленным инструментами и деталями столом, когда из горы пружин и болтов выходил удобный и надежный самострел; были и сотни метров проволоки, искусно превращаемые в вязь кольчуги. Дерево, железо, пластик, ткань и глина — все было подвластно кузнецу.

Сила и решительность, пальцы, способные согнуть гвоздь, и плечи, на которых так удобно и весело катать детишек. Вещи говорили с Михой, а он говорил с ними в ответ.