Волчата - [3]

- Может, перетянуть жгутом? - спросил рослый широкоплечий парень, разглядывая через плечо Москвина окровавленную ногу парня.

- Не надо, Баллон, принеси лучше из машины аптечку, - попросил Глеб.

Пока парень ходил вниз, Понька пришел в себя, открыл глаза и застонал.

- Что, больно? - спросил Чира, встревоженно склоняясь над ним.

- Да, очень. Горит... - еле выдавил тот. Лоб его покрылся испариной.

- Набейте-ка "косячок", - велел Глеб.

Папироса с анашой помогла, но когда Глеб начал обрабатывать рану, Понька просто взвыл от боли.

- Баллон, - подумав, обратился к здоровяку Глеб, - ты говорил, что твоя сегодня на дежурстве?

- Да, в ночь, - подтвердил тот.

Его подружка Ленка работала медсестрой в больнице.

- Возьми машину, съезди к ней, попроси что-нибудь обезболивающее в ампулах. Парадантол или хотя бы но-шпу с анальгином. Шприц не забудь.

- Хорошо, - ответил Баллон и ушел.

- Его бы самого отвезти в больницу, - предложил Маркел, высокий парень со смуглым красивым лицом, с беспокойством наблюдавший за процедурой перевязки.

- Точно. Может, отвезем? - поддержал его Чира. Он сидел у изголовья, вытирая со лба раненого полотенцем пот. Его беспокойство объяснялось просто: Понька приходился ему родным братом.

- С ума, что ли, сошли?! - огрызнулся Глеб. - Куда его везти? Стреляная рана бедра! Это лучше сразу в ментовку. Да и рана не очень опасна, вот только крови он много потерял. Но это ничего. Сейчас Баллон привезет что-нибудь, болевой шок собьем, и все будет в порядке.

- В ментовку сразу его не повезут, - возразил Маркел. - А чуть рана подживет, мы его из больницы выкрадем.

- Дурак! - снова окрысился Глеб. - Все знают, что вы одна кодла, сразу повяжут.

Действительно, парни в этой комнате, кроме Баллона и Глеба, последние два года были неразлучны. Все семеро учились в школе-интернате на самой окраине города. И этим летом, после завершения учебы, были выпущены, вернее, выброшены в большую жизнь. У всех у них где-то были родители или другие родственники, но так случилось, что вскоре судьба снова свела их вместе, словно помогая облегчить участь бродяжек.

Летяга и Зубатик даже не стали искать своих родителей. Ни тот ни другой не видели их два года, не знали, где они живут и живы ли. Зато они знали, что совсем не нужны этим спившимся людям, непонятно зачем произведшим их на свет Божий.

Маркел две недели промучился в одной комнате с матерью и очередным ее сожителем. Потом ему надоели их вечные пьянки и придирки нового отчима. Он набил ему морду и ушел под проклятия родной матери.

Суслик, сивый парнишка, с повадками и ростом двенадцатилетнего пацана, только навестил свою многочисленную семью. Убедившись, что ему в родной деревне уготована роль вечной няньки и кормилицы восьмерых братьев и сестер, он на второй же день сбежал от этого выводка вечно голодной нищеты.

Два брата, провернувшие дело с автоматом, - Чира и Понька попытались найти отца, жившего в областном центре. Но по адресу, указанному в последнем письме, оказались совсем другие люди, даже не слыхавшие про Василия Мельникова. С неделю ребята болтались по городу в тщетных поисках отца, не зная, что он давно уже мертв. Его квартира приглянулась местным бандитам, и они устроили аферу якобы с переездом на другое место, а на самом деле в никуда.

Трагичней всего складывалась судьба у Мони, невысокого черноглазого еврейчика. Его родители два года назад переезжали из Узбекистана в Россию. Неподалеку от Волжска "бригада" рэкетиров Кулика остановила "волгу" Михаила Рубина. Поняв по набитому салону и прицепу, что люди едут в Россию насовсем, а значит, могут везти большие деньги, Кулик не ограничился обычной данью, собираемой с таких вот беззащитных путников, а убил и отца, и мать. Стрелял и в Моню, но тот каким-то чудом выжил. Его хотели отдать в детдом, но в Волжске, по счастью, жил дед, старый, но еще крепкий ветеран, прошедший войну сапером. Единственный из всех своих друзей, Моня хорошо учился и после окончания интерната поселился у деда, готовился поступать в институт. Но через две недели сосед по бараку, где они жили, уснул в подпитии с непотушенной сигаретой. Дом сгорел дотла, так что вернувшийся с речки Моня застал только пепелище. Деда его нашли метрах в двух от выхода, опознали по орденам на груди. Старый сапер чуть-чуть не добрался до двери, задохнулся в дыму. Похоронив деда, Моня остался совсем один, без крыши над головой, без документов и невольно присоединился к остальным, уже познавшим горький вкус бродяжничества.

День парни проводили на рынке, подрабатывая на разгрузке машин (не упуская при этом возможности стащить что-либо), но чаще просто сидя в сторонке и наблюдая за этим человеческим столпотворением над морем шмоток и жратвы.

Рынок Волжска не походил на обычные городские базары. Город лежал на пересечении железных дорог, был крупной узловой станцией. Усилиями господина мэра два недостроенных цеха бетонного завода по другую сторону железнодорожного вокзала превратили в вещевой рынок. Первыми его возможности оценили челноки, доставлявшие свой товар с юга и запада в столицу. Теперь их в Волжске ждали перекупщики с Урала и Сибири. И те и другие выигрывали больше суток во времени и соответственно в деньгах. Чуть позже челноков изрядно потеснили солидные оптовые фирмы. Один из цехов совсем отошел в их владения. Товарно-продуктовое изобилие так и выплескивалось наружу - вот и гудел рынок Волжска звонкими голосами, зазывал гомоном толпы, пестрым разнообразием шмоток, манил аппетитностью и многообразием жратвы и выпивки.