Вокруг света: в поисках совершенной еды - [103]

Глава 15 Сильный, очень сильный

Итак, опять Сайгон. По утрам навещаю рынок. Курю сигареты «555». Пью пиво «333». Обосновался в «Континентале» (давно уже следовало там поселиться), прямо через дорогу от кондитерской «Живрал» и старого муниципального театра. Поблекшие фотографии отеля висят в рамках на стенах бара «Сад орхидей». Снимки относятся к 1880-м годам, на них изображены французские генералы, вьетнамцы в соломенных шляпах, колонисты в белых костюмах, наместники, рикши. На гораздо более поздних фотографиях — солдаты северо-вьетнамской армии, отдыхающие у входа в гостиницу. Через площадь находится отель «Каравелла», откуда журналисты и наблюдатели из Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму смотрели с верхнего этажа, как бомбардировщики «В-52» и пулеметы системы Гатлинга хозяйничают в окрестностях города. Здесь останавливался Грэм Грин. Его Фаулер обычно пил внизу, в кафе, где по вечерам собирался весь Сайгон, чтобы выпить и посплетничать.

Думаю, что я «обамбучился», как здесь говорили о британских офицерах, которые слишком долго задержались в этой стране. Я помешался на Вьетнаме, я безнадежно влю­бился в него. Я пристрастился к острому супу фо на завтрак, к холодному эспрессо со льдом и сгущенным молоком в «Чун Нгуене» (вьетнамский вариант «Старбакс», только лучше), к ланчу в дешевых закусочных, где можно взять миску риса с рыбой, цыпленком или мясом. Я привык к запаху жасмина, франжипани, дуриана, рыбного соуса, к постоянному гулу и урчанию мотоциклов. Я научился ходить так, чтобы торговкам было удобно меня огибать, — всем этим женщинам с коромыслами: с одной стороны котелок с лапшой, с другой — множество мисок. Люди здесь симпатичные, а еда неизменно вкусная.

Линь очень переменился с тех пор, как познакомил меня с мадам Нгок. Несколько недель назад он был сама подозрительность. Нервничал по любому поводу. Когда я сказал ему перед отъездом в Нячанг, что Филипп прогуляется по городу, а потом присоединится к нам в Кантхо, лицо его окаменело — непредвиденные, а значит, неприятные обстоятельства. Ему надо проконсультироваться в Народном комитете, сказал он. Все наши действия отслеживаются. Неожиданное пополнение в наших рядах — это осложнение. Кто этот Филипп? Какие у него намерения? Он тоже журналист? Он французский гражданин или американский? Когда подали напитки в баре безвкусно оформленного ресторана «Рекс», и я вышел в туалет, Линь последовал за мной. Линь последовал туда за мной и демонстративно долго мыл руки, рассматривая себя в зеркало, — хотел удостовериться, что у меня нет в туалете какого-нибудь тайника, что я не шепчу что-нибудь в микрофон спутникового передатчика.

Но в Нячанге он как-то расслабился, а с тех пор, как познакомил меня с мадам Нгок, стал просто душкой.

Мадам Нгок — это даже не женщина, это явление природы. Казалось бы, что общего у матроны средних лет, владелицы ресторана, увешанной украшениями из нефрита и драгоценных камней, благоухающей французскими духами, элегантно одетой в хорошо сшитые деловые костюмы в западном стиле, и Линя, молодого переводчика и функционера компартии? Когда он впервые повел меня в ее ресторан, «Ком ньеу Сайгон», я никак не мог понять, что это его так тянет туда. На первый взгляд, они такие разные: холодный, рациональный мальчик из Ханоя — и теплая, живая, непостоянная женщина из Сайгона. Однако Линь никогда не закуривал, прежде не дав прикурить ей. Он ловил каждое ее слово, предвосхищал все ее желания. Стоило ей прищуриться и поискать что-то глазами, как Линь оказывался тут как тут. Правда, так же вели себя в ее присутствии и все остальные. С одной стороны она — вьетнамский вариант безобидной кумушки-сплетницы, а с другой — за этой мягкостью и почти подавляющей щедростью скрывается стойкий, железный характер. Она постоянно поддразнивает Линя. Она бранит его, поддевает, играет с ним, как с ребенком, называет его «младшим братиком». После нескольких визитов я наконец понял, что это… любовь.

— В следующий раз несите печенье. Шоколадное! — говорит мадам Нгок, очень довольная подаренными мною цветами, но явно предпочитающая нечто более существенное. — Крис! Лидия! У вас все хорошо? Я вас так люблю! — говорит она, крепко обняв и расцеловав каждого из них. — А вы что-то похудели! — замечает она Крису. — Уж не больны ли?

Она щелкает пальцами — и к ней уже бегут управляющий и официант. Они обмениваются несколькими репликами на своем лающем языке — и через несколько секунд Крису несут пачки витаминов, маалокс, травяной чай.

— Тони, Крис, Лидия, — она, кажется, взволнована, — вы должны быть очень, очень осторожны!

Каждый из нас получает по увесистому пакету и строгое предостережение — быть очень разборчивыми в еде за пределами Сайгона. Несколько дней назад она презентовала нам вьетнамский кофе в пакетиках (она слышала, как я восхищался здешним кофе). Стоило Лидии обратить внимание на смешных игрушечных собачек в машине мадам Нгок — они то втягивают, то высовывают головки, — и в тот же вечер каждый из нас получил по набору таких собачек. Мы все любим мадам Нгок и верим, что она тоже нас любит.