Вокруг света под водой - [21]

Шрифт
Интервал

Жужжание главной турбины и мощный ритмичный гул редуктора звучали так, как будто ничто не может нарушить их работу. Но это было не так. Небольшое смещение каких-нибудь важных элементов в самом реакторе, то есть там, куда мы не можем проникнуть, способно остановить реактор в любой момент.

Зазвенел звонок. Телефон. Кто-то ответил, послушал и протянул мне трубку.

Звонил Хэррис. Он спешил доложить приятную весть.

— Мы нашли наконец причину неисправности эхолота, сэр, — радостно сообщил он. — Я полагаю, что у нас есть необходимые запасные части. Через пару часов эхолот будет снова работать.

Я искренне обрадовался. Одной заботой меньше! Вскоре мы должны будем подойти к мелководному району, и этот прибор будет нужен нам как воздух.

— Хорошо, Хэррис. Передайте своим людям, что они молодцы и что я им очень благодарен.

— Есть, передать, сэр, — прозвучал довольный голос Хэрриса.

Я повесил трубку.

— Ну хоть одна проблема решена! Эхолот в порядке, — сказал я, облегченно вздохнув.

Но в хорошем настроении мы оставались недолго.

Открылась дверь отсека, и вошел Макдональд. Подойдя прямо к Фиерсу, он протянул ему бланк.

— На этот раз показания я снимал сам, — доложил он несколько смущенно.

Фиерс внимательно просмотрел цифры, сжал губы и передал листок мне. Показания приборов достигли допустимого предела.

— Останавливайте реактор, Фиерс, — распорядился я. — Когда он охладится, берите людей и начинайте тщательную проверку, сразу же как только можно будет войти в помещение. Мы должны немедленно установить, в чем дело.

Фиерс извинился и вышел. Вскоре мощные удары лопастей огромных винтов «Тритона» стали затихать.

У всех на корабле было подавленное настроение. Это ощущалось в поведении каждого члена экипажа, в том, как люди выполняли свои обязанности, в какой-то особенной сдержанности и молчаливости всех.

Через мгновение возратился Фиерс, лицо его выражало недоумение.

— Реактор остановлен, — сказал он, — но я все еще не могу поверить этому. Давайте начнем все с самого начала. — И он придвинул к себе стопку листков с записями. — Первый тревожный сигнал был, когда Старк стал замечать непрерывный рост показаний… Час спустя, — взглянув на меня, продолжал он, — мы доложили командиру. Затем мы все снова проверили…

Так шаг за шагом терпеливо мы проанализировали все, что произошло в истекшие два часа.

Наконец Фиерс ткнул указательным пальцем в один из бланков с записями:

— Вот здесь критические цифры. Что-то здесь не так, — пробормотал он. — Записанные вами, Макдональд, последние показания составляют одну десятую тех, которые были сняты в предыдущий раз.

Макдональд сравнил два листа записей, положив их рядом друг с другом.

— Я знаю, что мои записи правильны, — заметил он. — Я сам снимал показания с приборов. Запятая в десятичных дробях выглядит необычно, но здесь все правильно.

В душе моей блеснул луч надежды. Вопрос был сложнее, чем простая ошибка в постановке десятичного знака. Показания приборов, которые мы должны были регистрировать, иногда выражались с точностью до одной миллионной или десятимиллионной грамма или ампера. Ошибка вполне могла быть допущена при последующих подсчетах.

— Если это так, Фиерс, — сказал я, — то, выходит, все в порядке и никакой неисправности нет. Могли ли показания измениться на такую большую величину за такой короткий срок?

Шиерс и Макдональд отрицательно покачали головой.

— Давайте еще раз проверим все расчеты, — предложил Фиерс.

Молча мы наблюдали, как Фиерс сравнивал записи показаний приборов и проверял три варианта расчетов, сделанных по этим показаниям. Макдональд вел параллельные расчеты, пользуясь логарифмической линейкой.

Через несколько долгих минут Фиерс, взглянув на меня, произнес:

— Похоже на то, что мы ошиблись, сэр. Те, кто снимали показания первые два раза, записали их несколько иначе по сравнению с последующими записями, поэтому в дальнейшие расчеты вкралась ошибка.

Я боялся поддаться чувству внезапного облегчения.

— Это слишком просто, Фиерс, — заметил я. — Вы хотите сказать, что никакой неисправности не существовало?

— Разрешите мне тщательно проанализировать весь материал, сэр, — ответил Фиерс. — Через час я все доложу вам.

— Хорошо, — сказал я, не зная, что делать: то ли сердиться, то ли радоваться. — Снимите все показания в четвертый раз и сделайте это параллельно с Макдональдом. Я должен совершенно точно знать, в чем здесь дело. И вы не получите разрешения ввести в действие реактор до тех пор, пока не доложите мне, что абсолютно уверены, что и сейчас и раньше все было в полной исправности.

Я ушел из отсека, надеясь, что и в самом деле все будет в порядке. Конечно, мы не возобновим работу реактора и турбины, пока не будем абсолютно уверены в их надежности. Теперь, когда и эхолот уже исправлен, единственной заботой оставался Пул, но и он выглядел лучше.

Вынужденное рандеву с крейсером "Мейкон"

Да, 1 марта был длинным днем, а в два часа утра 2 марта я узнал, что у Пула начался второй приступ. Он был еще более сильным, чем первый, и снова пришлось ввести Пулу наркотические лекарства.

Под действием морфия Пул более или менее успокоился. И снова встал вопрос: что делать? После консультации со Старком, которая длилась целый час, я принял решение продолжать наш путь к мысу Горн. Однако в глубине сознания прочно сидела мысль: ближайшая помощь — на «Мейконе», если имеющаяся у меня информация давностью в несколько недель все еще соответствует действительности. А не на «Мейконе», так в Пирл-Харборе или в иностранном порту. Но этот вопрос надо решить прежде, чем мы обогнем мыс Горн.


Рекомендуем почитать
Беседы с Оскаром Уайльдом

Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.


Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

На основе подлинного материала – воспоминаний бывшего узника нацистских концлагерей, а впоследствии крупного американского бизнесмена, нефтяного магната, филантропа и борца с антисемитизмом, хранителя памяти о Холокосте Зигберта Вильцига, диалогов с его родственниками, друзьями, коллегами и конкурентами, отрывков из его выступлений, а также документов из фондов Музея истории Холокоста писатель Джошуа Грин создал портрет сложного человека, для которого ценность жизни была в том, чтобы осуществлять неосуществимые мечты и побеждать непобедимых врагов.


По ту сторону славы. Как говорить о личном публично

Вячеслав Манучаров – заслуженный артист Российской Федерации, актер театра и кино, педагог, а также неизменный ведущий YouTube-шоу «Эмпатия Манучи». Книга Вячеслава – это его личная и откровенная история о себе, о программе «Эмпатия Манучи» и, конечно же, о ее героях – звездах отечественного кинотеатра и шоу-бизнеса. Книга, где каждый гость снимает маску публичности, открывая подробности своей истории человека, фигура которого стоит за успехом и признанием. В книге также вы найдете историю создания программы, секреты съемок и материалы, не вошедшие в эфир. На страницах вас ждет магия. Магия эмпатии Манучи. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


У ворот Петрограда (1919–1920)

Книга Г. Л. Кирдецова «У ворот Петрограда» освещает события 1919–1920 годов, развернувшиеся на берегах Финского залива в связи с походом генерала Н. Н. Юденича на Петроград, непосредственным участником и наблюдателем которых был ее автор. Основной задачей, которую Кирдецов ставил перед собой, – показать, почему «данная страница из истории Гражданской войны кончилась для противобольшевистского дела столь же печально, как и все то, что было совершено за это время на Юге, в Сибири и на Крайнем Севере».


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Вдребезги: GREEN DAY, THE OFFSPRING, BAD RELIGION, NOFX и панк-волна 90-х

Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.