Вокруг света на «Полонезе» - [27]

Тогда я решил вообще отказаться от второго воскресенья. На этот день «Полонез» был подвешен во временной пустоте, а в навигационном альманахе я перечеркнул с одной стороны половину субботы, а с другой — половину понедельника и получил таким образом еще одно воскресенье.

Я опять подумал о жителях Лондона. Когда меняется дата, у них полночь, а у меня полдень, но поскольку я пользуюсь временем по Гринвичу, мне необходимо смириться с тем, что сейчас ночь, хотя на самом деле день. Чертова логика. Очень удачно заметил Чичестер: «Граница перемены дат, с тех пор как ее открыли, вызывает у мореплавателей головную боль». Мало того, сам Чичестер, можно сказать профессиональный моряк, ошибся в этот момент на 28 миль, не сориентировавшись, что лаг «врет» (точно так же было на «Полонезе»). Чтобы оправдаться перед самим собой за все допущенные ошибки, я решил посвятить следующие, уже нормальные дни их исправлению.

Тем временем в такелаже перестал завывать ветер. Сильно взволнованное море, лишенное злых бурунов, бросало «Полонез» из одной долины в другую. Я посмотрел на барометр — давление не поднималось, но и не падало — и рискнул поставить грот. На мачту взвился большой парус, яхта стала меньше подскакивать. Под напором ветра «Полонез» успокоился и, зарываясь носом в волны, начал пробиваться на восток.

Штормы на привязи

Я рассчитываю, что до края моей карты — юго-восточной части Тихого океана — нужно плыть еще целую неделю. Потом мне понадобится очередная карта — с контурами Южной Америки, у которой на хвостике будет мыс Горн. В эту карту я пока не заглядываю, чтобы не расстраиваться при виде большого чистого листа бумаги соответствующей части океана, которую мне нужно еще преодолеть.

Погода солнечная, давление повышается, но ветер крепчает. Я занят чтением писем незнакомых мне корреспондентов — в Хобарте не хватило на это времени. Судя по письмам, у меня много друзей, которые очень хотят, чтобы я доплыл. Смотрю на барометр: давление опять падает. Один мощный шторм — а снижающееся давление предсказывает его, как это уже не раз бывало, — и о «Полонезе» никто больше не услышит. Откуда такая уверенность у моих болельщиков, что я продержусь до Горна? Если Чичестеру давали не больше 50 шансов из ста, то могу ли я надеяться на большее?

Ветер не только повернул вспять, но и покрепчал на балл. Не меньше «восьмерки» по шкале Бофорта, и «Полонез» под двумя маленькими передними парусочками пробивается сквозь волны. К счастью, море еще не разволновалось соответственно ветру. 998 миллибар, или 741 миллиметр. Я оставляю только один штормовой парус, но давление перестало падать, а ветер неожиданно ослаб и снова изменил направление. Дует уже «шестерка». Странный циклон — он будто замедлил бег, обходя «Полонез» стороной.

Около 18 часов включаю радио. Недавно я сделал открытие, что здесь, посередине Тихого океана, какое-то время можно слушать на коротких волнах Варшаву. Нигде больше, несмотря на усиленный поиск, я не мог принимать польскую широковещательную станцию, даже в Северном море. Зато в зоне «ревущих сороковых» я, вероятно, являюсь единственным слушателем передачи «Экспрессом по всему свету». В Варшаве — начало дня, шесть градусов мороза и утренняя гимнастика. Ее ведет Анджей Завея. Может, это мой товарищ по клубу, Анди? Через час слышимость исчезает, и я попеременно принимаю голландскую, испанскую и английскую радиостанции.

На всякий случай просматриваю карту Чили. Куда могут вытолкнуть меня течения, если сломается мачта и я потеряю свой основной движитель паруса? Пытаюсь представить, как выглядит Вальдивия в действительности. Если судить по карте, вход в нее адски трудный. Не лучше ли искать тогда спасения в глубине патагонских каналов?

Может, так же искал выхода Аль Нансен, который обошел Горн с востока и погиб у острова Чилоэ, где были найдены остатки его разбитой яхты. Кто знает, располагал ли он временем продумать все варианты, как делаю это я, находясь еще в нескольких тысячах миль от берега? Допустил ли он ошибку или просто море оказалось сильнее?

Ночь проходит и наступает следующий день. Это суббота, и по обычаю я бреюсь. Потом переворачиваю картонки с яйцами, чтобы дольше сохранились. Осталось еще десять дюжин.

Погода прекрасная, но снова дует «восьмерка». Волны бьют в корпус все сильнее, все больше крен яхты. Свист ветра действует на нервы. Но давление поднимается и вместе с ним улучшается мое настроение. Шторм не продлится долго, коль скоро давление проявляет тенденцию к повышению. На месте главного паруса — грота — ставлю штормовой грот, который выглядит как носовой платок по сравнению с парусами нормальной величины. «Полонез» плывет по зеленым волнам, оставляя за собой вспененный хвост. Ежеминутно белый бурун спрыскивает палубу и, не причинив вреда, с шипением убегает. Когда ветер слегка меняет направление, подруливающее устройство постукивает, а руль тотчас же спешит приспособиться к изменившемуся ветру. Если бы не опасение, что такая «езда» может закончиться на дне океана, я бы только восторгался прекраснейшим видом маленькой яхточки, едущей верхом на спинах огромных зеленых волн. Образуемые ею собственные волны сталкиваются с другими волнами, отчего вырастают водяные пирамиды…