Вокруг света на «Полонезе» - [21]

Позавтракав и побрившись, я приступил к новой серии опытов с парусами. Мне припомнилось, что и Чичестер, и Нокс-Джонстон, прошедшие по этой же трассе, тоже лишились подруливающих устройств. Нокс-Джонстон не мог помочь мне — его яхта не теряла устойчивости. А вот Чичестер все время жаловался в своей книге на трудности с управлением. Я разыскал ее и даже нашел на полях свои пометки по этому поводу.

К счастью, шторм выдохся, оставался только свежий западный ветер. Теперь можно было поднять большие паруса и поманипулировать с ними. Главным тяговым парусом я сделал сорокаметровый кливер на переднем штаге (топ-штаге). На внутреннем штаге, ближе к мачте, поставил малый штормовой стаксель, причем таким образом, чтобы он мог работать в обратном направлении — против ветра. Его тормозящий момент был небольшим, но зато когда яхта разворачивалась по ветру, стаксель в определенный момент схватывал его с нужной стороны. Одновременно стаксель-шкот на секунду провисал и снова натягивался, когда стаксель проходил линию ветра. Примерно час я синхронизировал этот момент с необходимым натягом резиновых оттяжек, наложенных для равновесия на румпель, пока яхта не поплыла самостоятельно. Но, как только стаксель сходил с линии ветра, стаксель-шкот сразу же ослабевал и оттяжки начинали тянуть в обратную сторону. Яхта возвращалась на прежний курс, а стаксель — на линию ветра.

В последующие дни я усовершенствовал эту систему: поставил ограничители на случай, когда «Полонез» слишком быстро пересечет линию ветра и оттяжки не успеют вовремя подтянуть румпель. Иногда я не прикасался к румпелю по нескольку часов, что позволяло мне заниматься навигацией, приготовлять еду или работать внутри яхты. Опустошения после опрокидываний были еще заметны.

Моя подруливающая система имела много недостатков. В частности, ее нужно было регулировать в зависимости от силы ветра. Не раз будила меня курсовая сирена, когда яхта сходила с линии ветра и становилась лагом к волне из-за того, что натяжение резиновых оттяжек или стаксель-шкота оказывалось слишком сильным в изменившихся условиях.

В эти дни плавание было относительно спокойным — лишь однажды во время короткого шторма пришлось управлять яхтой вручную. Я решил вернуться к ремонту подруливающего устройства. Меня мучили кошмарные мысли: что будет, если повторится недельный шторм, а я не смогу управлять рулем непрерывно дольше двух суток? Судя по последнему опрокидыванию, ложиться в дрейф не имело смысла. В подруливающем устройстве все еще торчал обломок весла, которое я пытался впрячь в работу. Я решил использовать его. Сняв все устройство, приготовил доску с продольным отверстием, пригодным для баллера. Труднее всего было найти подходящий лист для пера. Крепежный клин я сделал из запасной мембраны туманного горна, а пластинки, крепящие перо руля и баллер, — из скороварки. В ней есть такие алюминиевые ручки, которые я выпрямил и с успехом использовал. Все части скрепил медными гвоздями, залил смолой, добавив в нее кусочки стекловолокна, и оставил сохнуть. Потом зашлифовал края пера и для прочности обмотал изоляционной лентой.

Не один раз пришлось мне вынимать из гнезда подруливающее устройство, чтобы подправить форму пера. Оно было плохо уравновешено и имело слишком маленький ход, чтобы привод румпеля был эффективным. Тем не менее при сильном ветре и небольшой парусности аварийное подруливающее устройство вело «Полонез» почти любым курсом.

Только теперь я обрел надежду доплыть когда-нибудь до Хобарта.

Австралия

Мыс Луин

Я совершенно потерял чувство времени. Наблюдая, как исчезает за горизонтом краешек месяца, проверяю, на месте ли Южный Крест. Он напоминает мне натянутую тетиву лука, нацеленного в Млечный Путь. Потом я засыпаю и меня несколько раз будит вой сирены, когда яхта отклоняется от курса более чем на 60°. В этих случаях чаще всего она останавливается. Тогда мне нужно быстро вылезти из спального мешка, бежать в чем есть на палубу, откорректировать это несчастное подруливающее устройство и скоренько вернуться в постель, пока она еще не остыла.

Я даже не замечаю, когда ночь переходит в рассвет. Достаточно того, что можно точно определить этот момент по навигационному альманаху. Но зачем? В море еще ночь, и ее чернота, окрашенная лиловым цветом, — самая красивая из всех красок начинающегося дня. Может, я становлюсь чудаком? На востоке небо краснеет от расписных перистых облаков, на противоположной стороне — неправдоподобная синева. Я дремлю, прислушиваясь краем уха, как резонирует на большой скорости корпус. После всех перипетий хотелось бы снова делать большие суточные пробеги. Но я знаю, что это невозможно: в любую минуту яхта может сойти с линии ветра, и, прежде чем завоет сирена, мне снова придется вскакивать и бежать к кокпиту.

Утром по низкому еще солнцу определяю свое местоположение. На траверзе, в трехстах милях по левому борту, — зловещий мыс Луин, второй, после мыса Доброй Надежды, из трех самых грозных мысов на моем пути.

Барометр ведет себя пока спокойно, погода хорошая. Я принимаюсь за выпечку хлеба, но тесто не подходит, видимо, дрожжи потеряли силу, хотя они и консервированные. Пришлось испечь закал — пригодится на гренки.