Вокруг Света 2008 № 11 (2818) - [23]

Многочисленные прогнозы ядерной войны, звучавшие в 1950—1970-х годах, по-видимому, сыграли определяющую роль в ее предотвращении. Хотя неблагоприятные сценарии будущего были пережиты в «несерьезной» научно-фантастической форме, они стали своего рода прививкой, внедрив в сознание абсолютного большинства действующих политиков мысль о невозможности на практике обращаться к этому последнему ядерному аргументу. Так образы возможного будущего изменили само будущее.

В 1992 году американский философ Фрэнсис Фукуяма опубликовал наделавшую много шума книгу «Конец истории и последний человек». В ней он доказывал, что история в том виде, как мы ее знаем, фактически закончилась: в мире необратимо побеждает либерально-демократический путь развития, на который в той или иной степени встали в конце XX века все страны, от разгромленных во Второй мировой войне Германии и Японии до начавших переход к рыночной экономике России и Китая. Но словно по иронии судьбы как раз в начале 1990-х годов в мире стали устойчиво расти антиамериканские настроения, и уже в 1996 году другой политолог Сэмюэль Хантингтон выпустил книгу «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка», в которой писал: «Для каждой цивилизации, по крайней мере единожды, а временами и чаще, история заканчивается. Когда возникает универсальное государство, его народ обычно бывает ослеплен... «миражом бессмертия» и убежден, что их государство есть последняя форма человеческого общества». Согласно Хантингтону, настоящая история — противостояние надгосударственных цивилизаций — еще только начинается. Возможно, и этот сценарий будущего самим фактом своей публикации предостережет мир от опасного пути. Сейчас еще рано об этом судить.

От футурологии к форсайту

При построении сценария будущего футурологи часто следуют формуле: 3В + Н — возможное, вероятное, востребованное плюс  непредсказуемое. Сначала составляется список всех мыслимых изменений и вариантов развития. Затем с учетом принципиальных научных или практических ограничений отсеиваются невозможные. Вероятность остальных оценивают эксперты, а их востребованность или желательность отражает консолидированное общественное мнение. Венчает этот трехслойный пирог анализ влияния на сценарий отдельных маловероятных, но значительных событий, скажем, неожиданного открытия, позволяющего обойти одно из упомянутых в начале принципиальных ограничений, или катастрофы, которая существенно меняет общественное мнение.

Грубые ошибки в прогнозах развития космической отрасли были связаны с тем, что в их построении в основном учитывалось только первое «В», принципиальные технические возможности, и не учитывалось третье — востребованность. Сначала, в 1950-х годах, недооценивались мощные военно-политические мотивы, подстегнувшие космические программы СССР и США . Потом, наоборот, приверженность стран к космическим исследованиям сильно переоценивалась. Между тем правительства, получив ракетное оружие, вовсе не горели желанием выбрасывать миллиарды долларов в космос ради исследовательской романтики. Коммерческий же потенциал космоса оказался не слишком большим. На симпозиуме в 1966 году это заметил лишь один докладчик — экономист Чарлз Шелдон. Не поддаваясь общей эйфории, он дал прогноз, что быстрый рост расходов на космос вскоре остановится, «поскольку перед экономикой также стоит ряд других важных задач», и трезво перечислил коммерческие перспективы космоса: дистанционный мониторинг Земли, глобальные системы связи, навигация, а также земное применение космических технологий. За прошедшие четыре десятилетия этот список практически не изменился.

Упущения и перекосы, характерные для визионерской футурологии — это обратная   сторона целостности и эмоциональной убедительности получаемых картин будущего. Один человек, тем более яркая творческая личность, не может быть объективен, он неизбежно увлекается, идя на поводу своей фантазии, или, наоборот, игнорируя несимпатичные ему идеи. Скомпенсировать эти недостатки можно только при участии широкого круга специалистов. Так возникают методы форсайта — долгосрочного прогнозирования научно-технологического и социального развития, основанные на опросе экспертов. К разработке прогноза могут привлекаться сотни и даже тысячи человек. Они не могут работать над одним общим текстом — это заняло бы слишком много времени. Нельзя и разделить подготовку прогноза на части: получится набор несогласованных фрагментов, каждый из которых по-прежнему будет далек от объективности. Нужно так соединить усилия специалистов, чтобы они могли сотрудничать, не затрачивая на это много времени, а в итоге получался целостный прогноз.

Характерная особенность прогнозов вековой давности — контраст между футуристичностью техники и традиционностью дизайна. Визионеры того времени еще не вполне осознавали, насколько значительные социальные изменения влечет за собой развитие техники. Фото: MARY EVANS/VOSTOCK PHOTO

Дельфийский оракул

Проблемой организации взаимодействия экспертов в 1950-х годах занялась американская некоммерческая корпорация RAND . Ее деятельность, как и многое в то время, стимулировалась военными задачами. В условиях быстрого совершенствования систем вооружения приходилось решать, каким технологиям и стратегиям отдать приоритет. В таком деле нельзя полагаться на творческое вдохновение индивидуальных визионеров. Ставка делалась на задачи, относительно которых эксперты могут достичь консенсуса. Разработанный RAND комплекс процедур стал известен под названием метода  Дельфи — от знаменитого древнегреческого Дельфийского оракула .