Вокруг Света 2008 № 10 (2817) - [20]

Конечно, как известно, классическим флибустьерам Карибского моря львиную долю «кадров» всегда поставляли англичане и французы, но стекалось туда и немало голландцев, португальцев, индейцев, а также чернокожих африканцев и метисов. К примеру, на борту французской разбойничьей бригантины La Trompeuse («Обманщица») в 1684 году было 198 человек, и помимо французов в команде числились шотландцы, голландцы, индейцы, шведы, ирландцы, выходцы с острова Джерси и из Новой Англии, а также негры и мулаты.

Римская мозаика из Туниса, III век. Дионис изгоняет пиратов из Тирренского моря. Фото: AKG/EAST NEWS

Александр Великий и пират Дионид

В «Республике» Цицерона есть рассказ о том, как на суд к Александру Македонскому был приведен пират Дионид. Царь, конечно, обрушился на него с обвинениями и упреками, но тот вдруг невозмутимо ответил, что они — одного поля ягоды. Разница между государем и разбойником состоит лишь в том, что второй имеет один корабль и малое число людей, а первый — флот и войско. К этой легенде обращался в свое время и Блаженный Августин (354—430), христианский теолог и церковный деятель. И в последующие века многие мыслители и писатели использовали эту притчу в своих обличениях несправедливости властей. А в XV веке она привлекла внимание знаменитого поэта Франсуа Вийона, который, собственно, и сам был разбойником, правда, сухопутным. В его поэме «Большое завещание» под именем Диомеда фигурирует Дионид.

Разбойники «в своем дому»

Ясно, что основой сосуществования таких «отвязных» граждан мира могли быть только независимость и свободолюбие. Вот свидетельство английского губернатора Барбадоса лорда Уиллоуби (XVII век), докладывавшего государственному секретарю о захвате голландской колонии на Тобаго флибустьерами с Ямайки : «Все они — сами себе хозяева и сами выбирают такой образ жизни и такой путь, какой хотят, полагая, что все захватываемое ими, будь то остров или что-либо на нем, должно быть полностью в их собственности, себя же считают вольными господами распоряжаться этим по своему усмотрению».

В то время как на военном флоте и даже на торговых судах царила суровая дисциплина, провинившихся матросов наказывали очень жестоко, у пиратов жизнь текла вольготно, а внутренняя организация отличалась невиданным демократизмом. Все должности на борту были выборными. Любое важное решение принималось после обсуждения на совете (сходке) простым большинством голосов. Вожак избирался из числа самых решительных, сметливых и удачливых, но властвовал он далеко не абсолютно: головорезы безропотно слушались его приказов только в бою. Анонимный автор, участвовавший в 1680 году в походе флибустьеров на юго-запад от Европы, пишет, что, когда корабль Эдмонда Кука повстречал испанский галиот (плоскодонное судно для каботажного плавания) из Картахены, в команде возникли распри — «одни хотели взять его на абордаж, другие нет, так что в итоге они упустили его». И мнение капитана, рвавшегося вперед, не сыграло решающей роли.

Командир ел за общим столом ту же пищу, что и все его «подчиненные» до последнего безусого юнги. Разве что иногда главарю, заслужившему особый авторитет или принесшему недавно большой куш, в знак уважения готовили особое блюдо.

Поскольку всю жизнь эти люди находились лицом к лицу с враждебным миром, который беспрерывно грозил то голодом, то казнью, каждый член пиратского братства избирал себе на борту компаньона — отныне они обязывались выручать друг друга при любых обстоятельствах.

Разумеется, по мере сил державы и морские коммерческие компании боролись с пиратами: вооружали торговые суда, объединяли их во флотилии, снаряжали для них конвои. Военные корабли, где было возможно, патрулировали побережья; устраивались карательные экспедиции к убежищам разбойников; много раз объявлялась амнистия тем, кто сдастся добровольно в установленные сроки. На какое-то время эти меры приводили к снижению пиратской активности на важных океанских коммуникациях, однако полностью подавить это явление не удавалось никогда.

Кодекс чести и выживания

При всем этом классический пират не был анархистом, не подчинявшимся никому на свете — «делаю, что хочу» и «плевать на весь свет». Разбойники разных эпох, порвав с обществом и его законами, создавали собственные правила, которые регулировались не только обычаями, но и писаными уставами.

Поскольку главной целью промысла всегда оставался захват добычи, большинство дошедших до нас подобных «законов» посвящено вопросам дележки. Впервые практика «справедливого» распределения возникла, по-видимому, еще при переходе от первобытного строя к цивилизации. В «Одиссее», скажем, «пираты» ахейцы после удачного набега делят трофеи поровну, а затем отмечают успех пирушкой. В романе Гелиодора «Эфиопика» (III век) уже сообщается, что пиратский кодекс «предоставляет первый, ничем не ограниченный выбор доли добычи тому человеку, который первым оказался на борту захваченного корабля», но, видимо, этот приоритет не прижился. Принцип равных долей добычи сохранялся и в Средние века. Лучшее свидетельство: пираты Северной Европы в XIV—XV веках называют себя ликеделерами, «равнодольными».