Вокруг Света 2007 № 11 (2806) - [27]

Сперва будущий вождь «отдохнул» в Разливе, затем переселился в квартиру некоей Маргариты Фофановой на окраине Петрограда. Гулять выходил редко. Однажды нарвался на патруль, но был благополучно отпущен. Решил вернуться кружным путем, заблудился, попал на заболоченный пустырь и просидел там до утра.

Тем временем уже преимущественно большевистский Петросовет вступил в решительный конфликт с эсероменьшевистским Центральным исполнительным комитетом, избранным еще летом на I Всероссийском съезде Советов. Ультракрасные питерцы очень рассчитывали на II съезд для изменения состава последнего ЦИКа. А недостаточно радикальные ЦИК-овцы, естественно, медлили: назначили этот съезд сначала на 20 октября, потом перенесли на 25-е…

  

Фальшивый паспорт Ленина на имя рабочего Иванова

Вот тут-то Ильич ввязался наконец в драку, и сразу — в самую гущу. Через своих агентов он принялся безостановочно призывать соратников не ждать съезда. 10 октября на квартире меньшевика Николая Суханова в тайне от хозяина квартиры состоялось заседание большевистского ЦК. Ленин явился в парике, но без фирменной бородки и, как вспоминала Александра Колонтай, походил на лютеранского пастора. Мнения сразу разделились, но сторонников Ленина оказалось значительно больше; многие умеренные члены ЦК отсутствовали. В итоге постановили поднимать восстание в ближайшее время, но как именно — не договорились. Вообще, собравшиеся были так утомлены и возбуждены только что подписанным ими историческим «приговором», что половина из них свалилась спать прямо там же, на квартире. Ильичу места уже не нашлось. Тогда он надел пальто Дзержинского и отправился искать ночлег. Зашел в каморку к знакомому рабочему и заснул на полу, положив под голову книги…

В то время в столице было расквартировано 150 тысяч солдат и в пригородах — еще 90 тысяч. Гарнизоном, организованной сплоченной силой их уже не приходилось называть, разложение дисциплины красной пропагандой достигло критической точки. Кроме того, мятежники, конечно, рассчитывали на рабочих активистов и матросов, которых, правда, пока что мало стеклось в город. Впрочем, желания восставать вся эта забродившая масса изначально не испытывала. Зачем? Все самые радикальные лозунги воплощались в жизнь без всякого насилия. Но вскоре исполнительная власть имела неосторожность слегка потревожить, начать «прощупывать» главных героев революции. Скажем — неслыханное дело — городская дума ввела для солдат плату за проезд в трамвае 5 копеек (остальные платили по 20 и покорно ждали очереди, если в подъезжавший трамвай вваливалась очередная компания бывших защитников Отечества). Конечно, Петросовет сразу денонсировал это «возмутительное решение». Затем уже правительство осмелело настолько, что поставило вопрос об отправке Петроградского гарнизона на фронт. В Совете опять-таки родилась мысль получше: столичные войска сражаться не пойдут, а станут без всякого контроля, «под собственным командованием» готовиться к обороне Петрограда от немцев. В развитие этой идеи 12 октября Исполком Петросовета учредил при себе Военно-революционный комитет, который и получил всю полноту власти в городе и губернии. Формально — действительно для обороны от наступающего врага, на самом деле — для захвата власти. Во главе ВРК стал Лев Троцкий. В те же дни по мере подготовки восстания определились его ключевые фигуры: за Троцким общее руководство, Свердлов займется мерами по саботажу и блокированию правительственных приказов, Дзержинский отвечает за почту и телеграф, Андрей Бубнов — за вокзалы.

Тем временем параллельно преспокойно шла предвыборная агитация: в цирке «Модерн» ежедневно выступали большевистские лидеры. Это была самая забойная предвыборная кампания с угрозами на днях свернуть шею правительству. Отпора большевики практически не встречали — даже кадетская пресса ограничивалась какими-то шаманскими заклинаниями: да, они, мол, неизбежно выступят, но будут сметены, и сама большевистская идея после этого окончательно обанкротится. Кадетам вторил Горький, будущий «первый пролетарский писатель», призывая помнить о «моральном значении» и «культурном смысле» Февральской революции и не затевать новых волнений.

16 октября Ильич добился окончательного решения партийного ЦК о том, чтобы начать восстание непременно до II съезда Советов. Подавляющее большинство опять поддержало его, только Лев Каменев и Григорий Зиновьев полагали, что это — излишне. Власть и так перейдет к большевикам — только чуть позже и мирным путем, на съезде. Стоит ли рисковать?.. Но дело было сделано. Когда будущий «вождь мирового пролетариата» вышел на улицу, ветер сорвал с его головы кепку и парик. Хозяин подобрал их из лужи и натянул на голову, не замечая стекающих струй. Его «мысли были всецело заняты судьбой революции», — разъясняет поведение Ленина официальное сталинское издание. А выступление Каменева и Зиновьева в газете Горького «Новая жизнь» кремлевский горец впоследствии заклеймил как гнусное предательство, хотя они лишь отвечали на широко обсуждавшуюся в большевистской печати тему. Да и Ленин публично ответил Каменеву и Зиновьеву в «Письме товарищам» — мол, можно либо смиренно ждать Учредительного собрания и сдачи города немцам, либо немедленно выступить и победить. При этом ленинская программа восстания не предполагала ничего, кроме обещаний земли и мира. «Главное ввязаться в бой, а там будет видно!» — этот наполеоновский тезис Ленин переиначил минимально: «Возьмем власть, а дальше разберемся». Никакого серьезного сопротивления со стороны Временного правительства он не предполагал.