Вокруг Света 2005 № 10 (2781) - [11]
О том, что мы собираемся трапезничать, знала вся северная часть республики. Не могла не знать – аромат сочного, пульсирующего мяса, только что вырванного Сергеем из «чрева степи», должен был распространиться по округе на километры. Впрочем, чутье никого не привело к нашему костру, и мы ели в своей довольно тесной компании: экспедиция «Вокруг света» и население села Ергенинского. А местные пенсионерки с лицами морщинистыми, как печеные яблоки, развлекали и удивляли нас историями.
Первая бабушка говорила:
– Так жалко, что теперь калмыцкие платья мало носят. В детстве моем, помню, все носили. Такая красота – как степные тюльпаны, не хуже. И все мастерили, все рукоделили. Одежду кроили, шили, вышивали, всегда только одной иголкой, годами – одной! Вороты и манжеты покрывали узорами. У каждого рода был свой, так что сразу понятно, что за человек, откуда взялся… Помню, на солнце нити блестели, как роса, серебряные, золотые. Шелковые иногда встречались. Каждый цветок был как живой, каждый листик, как с дерева упал, травинка – как только скосили… Потом еще подарки по праздникам дарили. Работу закончат – и несут ее дарить. Девушки парням – сумки для табака с орнаментом. Парни девушкам – серебряные пуговицы в виде овечьей головы. Или еще что-нибудь, чтобы на пояс приколоть. Очень красивая была жизнь в моем детстве.
Вторая причитала:
– Обида была большая. Я – еще девчонка совсем – из верблюжьей шерсти вязала носки и варежки, чтобы их на фронт потом отправляли. И вдруг нас – в Сибирь. Как сейчас помню, старики и дети от холода прямо в дороге гибли. Как идет, так и падает на полушаге, не шелохнется больше. И не хоронил никто… Куда уж тяжелее? Голодали сильно, даже калмыцкий чай не готовили. Не из чего ведь. Только если повезет, листья с яблонь оборвем в дороге, а вечером заварим – вот тебе и чай. А на место когда добрались, первый год картошку не сажали. Зачем, опять же? Думали: ошибка же вышла, скоро «там» все поймут, и мы домой поедем. А оно вон как сложилось, по-другому. Но люди вокруг жили хорошие, я сразу заметила, хотя русского языка у нас тогда никто не знал. Но как-то объяснялись, под одним же небом ходим. Делились они с нами, спасали нас. Когда мы в Калмыкию возвращались – плакали.
Третья, со славянскими чертами лица, о своем вспоминала:
– Мы с мужем в Сибири и познакомились. В деревне Павловка. На дворе 58-й год, ему – двадцать семь, а мне пятнадцать. Но – сразу поженились. И тут же меня, сибирячку, судьба отправила в степь. Кто бы мог подумать, что меня ждало калмыцкое счастье? И труды, конечно, калмыцкие. Но, ничего. «Дед», Ольда Тольгаевич, меня языку быстро научил. Песням, обычаям. Я уже и забыла времена, когда их не знала, – полвека здесь провела. Но не безвыездно, зачем врать? Даже в Париже была, когда меня выбрали «супербабушкой Калмыкии». А вы не знали? Во всех российских областях проводят такой конкурс. Или – почти во всех. В финальный тур прошли восемнадцать женщин. Вот нас и отправили во Францию. Там попросили какой-нибудь номер представить, спеть, сплясать… А я просто рассказала нашу с «дедом» историю любви. По-калмыцки. Красиво получилось – все хлопали. Знаете, какая радость?! Господи, как же пожить еще хочется.
Ранним утром дядя Сумьян обегает все дома, нужно поздороваться с каждым соседом. Но это – уже после часа, проведенного в молитвенной комнате. Туда он приносит свежесваренный чай с борцоками – высшим существам.
Он просит небеса о гармонии и благополучии в трех мирах: человеческом, животном и растительном: «Нельзя ничего „клянчить“ для себя. Надо печься о каждой букашке, тогда сбудутся и людские мечты».
В селении Хулхута они сбылись.
Как-то раз во время молитвы Сумьян подумал: почему бы не построить своими руками святыню? По всем канонам, «правильную». Старик долго размышлял. Потом поделился идеей с близкими. Потом – со всеми селянами. Те отреагировали с неожиданным энтузиазмом.
Скинулись по 500 рублей и принялись строить Ступу Долголетия.
Дело это тонкое и сопряженное со множеством мистических условий, но хулхутинцы строго соблюдали их. Фундамент копал тот, кому положено – мужчина, рожденный в год Тигра. Саша, сын дяди Сумьяна, постился 99 дней, чтобы иметь моральное право накручивать «флажки» с мантрами на тибетские палочки. Крутить их нужно слева направо, и обязательно с добрыми мыслями. Отвлекся – переделывай. В тринадцать вращающихся барабанов вместилось 40 тысяч мантр, и еще сотни тысяч – вместе с золотом, серебром и священными статуэтками Ца-Ца – «вмонтировали» в здание Ступы.
Через 99 дней посреди степи в трех километрах от селения, на том месте, где до революции стоял хурул, появилась святыня, задуманная стариком во время молитвы.
Верховный Лама Калмыкии Тэло Тулку Ринпоче, услышав об этом, обрадовался и сказал: «Если еще и монахи высокого ранга приедут в Хулхуту освятить эту Ступу, я буду считать, что свершилось чудо».
И оно вскоре свершилось. Девять известных братьев из индийского монастыря Гьюдмеда – те, кто умеет строить песочные мантры (важнейший тибетский обряд, невеждами прозванный «гаданием на мраморной крошке») – как с неба свалились на село, и в Ступе поселился дух благочестия.
