Вокруг Света 2005 № 09 (2780) - [5]

Окончательно эти препятствия были устранены только после колонизации Индии англичанами. Теперь европейцы сами завладели монополией на торговлю индиго, и, следовательно, его внедрение сделалось для них, наоборот, выгодным. А в середине XIX века средневековый «анекдот» с «гонениями на краску» даже ударил по ним парадоксальным бумерангом. Немецкий ученый Адольф Байер после упорных пятнадцатилетних исследований восстановил химическую структуру «небесного» цвета и впервые в истории получил его искусственным путем (1882 год). Вскоре промышленный индиго стал почти в три раза дешевле натурального. Оказавшись под угрозой банкротства, колониальные торговцы вновь попытались призвать на помощь церковь и заклеймить синтетический краситель как «нечистый», но… на дворе стояло уже ХХ столетие.

Плантации индиго, впрочем, до сих пор широко распространены на юге Индии, а благодаря усилиям Хесуса Лараоны их, вероятно, скоро будет еще больше, хотя добыча вожделенной субстанции и сегодня остается весьма трудоемким делом. Индигофера – растение довольно капризное, в высоту достигает не более полутора метров, а готовая краска составляет совсем небольшую часть его веса. Листья замачивают в огромных баках, и несколько человек трое суток беспрестанно месят раствор. Густая синь поднимается наверх, подобно сливкам, и, свидетельствую, ее оттенок в эту пору так интенсивен и ярок, что болят глаза. Как говорится в одной старой индийской песне – «синее, чем синь, может быть». Затем воду сливают, а описанную выше «накипь» собирают и сушат небольшими кусочками. Теперь, чтобы приготовить раствор для крашения, высохшую массу следует измельчить в пудру, залить холодной водой и добавить лимон (также растолченный в порошок). Через неделю брожения и постоянного помешивания индиго готов, но еще «молод». Истинную ценность краска приобретает только после месяцев и лет (иногда – десятилетий) «дозревания» в терракотовых чанах, закопанных в землю в закрытом помещении, – «сама синь» под открытым небом стоять не любит, тускнеет. Чувствительный раствор, в котором постоянно совершаются таинственные внутренние «превращения», требует ежедневной заботы. Каждое утро специалист из «Цветов природы» следит за ними и регистрирует их процессы. У тамилов особое отношение к индиго– смесь почтения и любви. «Нося одежду этого цвета, ты соприкасаешься с небом», – повторяют они. А с самим раствором соприкасаются, кстати, только мужчины (и, конечно, только специальной касты): бытует древнее поверье, что женщину этот раствор может сделать бесплодной. Когда «выстраданная» таким образом краска наносится наконец на материю, та вспыхивает вдруг ярко-зеленым. И тут же на глазах изумленной публики под воздействием атмосферного кислорода синеет. Этот «аттракцион» необходимо повторить несколько раз подряд, а затем закрепить цвет вывариванием. В кипящую воду добавляют натертое мыло и железо в порошке. Горят костры под чанами, пар из котлов и дым смешиваются в воздухе. Тамилы с бесстрастными лицами мнут ткань деревянными палками. Затем полощут ее и развешивают на веревках, словно только что выстиранное белье.

Рабочий день окончен. Но сама работа – нет. Причем не вообще работа, а процесс создания именно этих платков и сари, которые окрашивались сегодня. Завтра мастера из «Цветов природы» окрасят новые, свежие одежды, но несколько дней спустя обязательно вернутся к старым и повторят с ними весь цикл, виденный мною. Я спросила у одного из работников Хесуса (людей молчаливых, вообще говоря), когда же это кончится? Когда ткань можно считать «готовой»? Тот пожал плечами. Теоретически красить в индиго любой предмет можно бесконечно. Остается надеяться, что рано или поздно его купят, тем самым прервав древний технологический цикл, столь скрупулезно восстановленный испанским мечтателем и его тамильскими друзьями.

Мила Тешаева | Фото автора

Зоосфера: Землекоп-чистюля

Увидеть барсука, разгуливающего по лесу в светлое время суток, доводится не часто, разве что посчастливится утром наткнуться на него, замешкавшегося с ночной охоты. Но, едва почуяв, что за ним наблюдают, он опрометью кидается к родной норе и исчезает под землей. А придя домой, предается до сумерек сиесте.

Барсуки – животные домовитые и аккуратные. Порядку в их домах и на прилегающей к ним территории может позавидовать самая прилежная хозяйка. А потому вход в нору можно обнаружить только по странным, непропорциональным следам животного – небольшим, размером с лисью лапку, с огромными когтями. Притаившись в укромном месте и не нарушая тишину звуками и шорохами (слабое зрение у барсуков компенсирует отменный слух), можно понаблюдать за жизнью мирных и не слишком общительных животных.

Они – самые настоящие хищники из семейства куньих, большую часть которого составляют невысокие, с вытянутым туловищем и недлинными лапами ловкие животные: соболь, куница, ласка…

Из всех перечисленных признаков группового портрета барсуку достались только короткие лапы. Тело его напоминает тяжелую каплю, плавно расширяющуюся от морды к хвосту. Понятно, что такое сложение не позволяет быть очень гибким: бывает, что охотники, загнав зверя в тупиковый конец норы и раскопав ее, хватают его за короткий прочный хвост и поднимают наверх. Барсук в таком положении совершенно беспомощен – он не может перегнуться, чтобы дотянуться зубами до руки. Впрочем, и в более естественных ситуациях его движения кажутся скорее комичными, чем динамичными.