Вокруг Света 2005 № 03 (2774) - [29]

Подобная гуманность не идет, конечно, ни в какое сравнение с тем, что произошло через 40 лет после Русско-японской войны, когда Сталин в нарушение Потсдамской конференции интернировал в Сибирь около 600 000 японских солдат и офицеров, угнав их на принудительные работы, где многие скончались от голода и холода.

В Японии ученые и студенты, люди разных профессий и возрастов с различных позиций и точек зрения продолжают обсуждать последствия Русско-японской войны. Превалируют мнения, что «нация сплотилась, мобилизовалась и поэтому смогла победить у более сильной страны», «первая победа азиатского государства над „белой“ страной явилась импульсом к борьбе с колонизаторами в других азиатских государствах», «из-за исхода этой войны в Америке появилась доктрина о „желтой угрозе“, и это впоследствии вызвало множество трений между Америкой и Японией».

Вице-президент Общества сохранения «Микасы», вице-адмирал в отставке г-н Оки Тамэо (дед которого участвовал в сражении под Порт-Артуром и получил ранение) оценивает войну так: «С точки зрения японской истории Русско-японская война была неизбежной. Это была борьба вновь индустриализованной капиталистической Японии с отстававшей от Европы Россией, борьба за гегемонию в Азии. Хотя, конечно, нельзя забывать о том, что ставки в этой войне были разные: для России это была захватническая война, в то время как для Японии на кону стояло само существование государства, сохранение суверенитета. Именно поэтому Япония, приложив все усилия, сумела выстоять и победить. Но эта победа дала основание милитаристским силам втянуть Японию во Вторую мировую войну. А война – это всегда трагедия. Не нужен хрустальный шар, чтобы увидеть будущее, – достаточно заглянуть в зеркало истории. Российско-японские отношения сейчас находятся в такой стадии, когда им необходимы обновление и устремленность в будущее».

Несмотря на то что среди людей старшего поколения в Японии по-прежнему царит отрицательное отношение к России, порожденное «советской агрессией» во Второй мировой войне, г-н Оки подчеркивает важность новых отношений, которые изменят будущее этих стран.

Перевод А. Чулахварова

Артиллерийские инновации Русско-японской войны по «артиллерийскому ведомству»

Японские артиллерийские гранаты и бомбы с сильным взрывчатым веществом – «шимозы» стали едва ли не главной проблемой русской армии по «артиллерийскому ведомству». («Гранатами» тогда называли фугасные снаряды массой до 1 пуда, свыше – «бомбами».) Русская печать писала о «шимозе» чуть ли не с мистическим ужасом. Между тем агентурные сведения о ней имелись еще летом 1903 года, и тогда же стало ясно, что «шимоза» (точнее, «шимозе», по имени внедрившего его в Японии инженера Масашика Шимозе) – это хорошо известное взрывчатое вещество мелинит (он же пикриновая кислота, он же тринитрофенол).

В русской артиллерии снаряды с мелинитом были, но только не к новой скорострельной полевой артиллерии, игравшей главную роль. Под явным влиянием французской идеи «единства калибра и снаряда» отличные в целом русские скорострельные 3-дм (76-мм) пушки обр. 1900 и 1902 гг., в 1,5 раза превосходившие японские по дальнобойности и вдвое по скорострельности, имели в боекомплекте только шрапнельный снаряд. Убийственные против открытых живых целей шрапнельные пули оказывались бессильны перед даже легкими земляными укрытиями, глинобитными фанзами и заборами. Японские же 75-мм полевые и горные пушки обр. 1898 г. могли стрелять «шимозами», и те же укрытия, что защищали японских солдат от русской шрапнели, не могли укрыть русских от японской «шимозы». Не случайно японцы только 8,5% потерь понесли от артиллерийского огня, а русские – 14%. Весной 1905 года журнал «Разведчик» опубликовал письмо одного офицера: «Ради бога, напишите, что настоятельно необходимо сейчас же, не медля заказать 50—100 тысяч трехдюймовых гранат, снарядить их сильно взрывчатым составом вроде мелинита, снабдить ударными полевыми трубками, и вот мы будем иметь те же самые „шимозы“. Главнокомандующий Куропаткин трижды требовал поставки фугасных гранат. Сначала для 3-дм пушек, потом для имевшихся на театре старых 3,42-дм пушек обр. 1895 г. (к ним такие снаряды имелись), потом просил хотя бы заменить в части шрапнелей пули пороховыми зарядами – подобные импровизации пытались делать в войсковых лабораториях, но они приводили лишь к порче орудий. Усилиями Комиссии по применению взрывчатых веществ снаряды подготовили, но в войска они попали уже после окончания боевых действий. В начале войны русские полевые орудия „лихо выскакивали“ на открытые позиции поближе к противнику и тут же несли тяжелые потери от его огня. Между тем еще с 1900 года русская артиллерия практиковалась в стрельбе с закрытых позиций по ненаблюдаемой цели с использованием угломера. Впервые в боевой обстановке это применили артиллеристы 1-й и 9-й восточносибирских артбригад в сражении при Дашичао в июле 1904 года. А с августа (конца Ляоянской операции) кровавый опыт заставил сделать такую стрельбу правилом. Генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович лично проверял готовность скорострельных батарей, посылаемых в Маньчжурию, к ведению стрельбы по угломеру. Соответственно, после войны встал вопрос о новой „оптике“ для артиллерии (Русско-японская война подтвердила большую пользу перископов и стереотруб) и средствах связи.