Вокруг Света 2003 № 04 (2751) - [36]

Это было утро Первого Великого наводнения в Петербурге. Несчастье пришло, как всегда, внезапно, После полуночи резко усилился ветер с запада, стал «жестким», и в 5 утра Нева выступила из берегов «и наводнила мгновенно низменные части города». Да так, что по Невскому и другим улицам люди плавали на лодках. Высота воды в то утро достигла 310 см выше ординара. Так было потом только дважды – в 1824 году (410 см) и в сентябре 1924 года (369 см). Бешеный ветер с моря нес по воздуху сорванные с крыш листы железа и черепицу, разбивал стекла, выламывал рамы в Зимнем дворце, где находилась императрица Екатерина II. Множество судов и барок, вошедших в Неву, сорвало с якорей. Буря швыряла их друг на друга, выбрасывала на берег. Как писала императрица М. Гримму, на разрушенной Дворцовой набережной громоздились корабли. На Васильевском острове корабль из Любека не просто вынесло на берег, а забросило в стоящий в отдалении лес. Тогда же фактически погиб Летний сад – множество могучих деревьев повалило, сооружения разрушило водой.

… Вода угрожающе поднималась и уже подступила к окнам спальни Фальконе на втором этаже. Но ближе к полудню ветер неожиданно стих, Нева, а потом и Мойка вошли в берега. Как только вода спала, Фальконе выскочил из дома и поспешил в литейную мастерскую, находившуюся возле Адмиралтейства, Там стояла только что отлитая конная статуя Петра Великого – главное детище Фальконе…

Между тем город представлял собой зрелище ужасающее: трупы людей и животных, поваленные заборы, принесенные водой лес и дрова, мелкие и крупные суда, сломанные деревья – все это громоздилось в невероятном хаосе среди полуразрушенных домов, у которых были сорваны крыши, разбиты окна. Все погреба и склады оказались затоплены, товар перепорчен, купцы несли огромные убытки. Только рыбы было везде в достатке – после внезапного ухода воды ее находили в самых неожиданных местах; в погребах, подвалах, комнатах, прямо на улице…

Мастерская, по счастью, пострадала не сильно. Там уже был сын скульптора Пьер-Этьен со своей женой Мари Анн Колло – помощницей Фальконе-отца. Сын приехал в Петербург совсем недавно, в 1773-м, сам же Фальконе жил тут уже 11 лет. Еще в 1766 году его пригласила Екатерина II для создания памятника Петру I. Здесь же он получил даже звание академика Академии художеств, но так и не смог привыкнуть к этому городу, климату, народу. Парижанина не переставал удивлять стиль жизни русской столицы, ее необыкновенные контрасты.

Город при Екатерине II бурно жил и быстро изменялся и к концу XVIII века обогнал по численности Москву– в нем жили больше 200 тысяч человек. Но не многолюдством примечателен был екатерининский Петербург. Его судьбу в ту пору определяло место, занятое Россией в царствование Екатерины II. Город стал одним из центров мировой политики, резиденцией великой государыни, более трети века со славой правившей огромной империей, – экономическая и военная мощь России тогда достигла расцвета и поражала современников. Австрийский император Иосиф II писал, что Екатерина в состоянии произвольно назначать курс рубля и даже если она заведет кожаные деньги, то и их будут принимать – так сказочно богата была Россия.

Не было в Европе более пышного двора, чем русский двор в Петербурге. Расходы на него в год смерти Екатерины II (1796-й) составляли гигантскую сумму, равную почти 12% всех государственных трат! Имперское могущество отпечаталось и на облике города. Об этом можно было судить по пышным празднествам, парадам на его площадях, по самому стилю жизни петербуржцев. В екатерининское время особенно ярко проявился «ментальный» конфликт с Москвой. Щегольское, новое, западное, стремительное, но в то же время – черствое, холодное, отторгающее человека петербургское начало противопоставлялось старорусскому, хлебосольному, доброму, но – ленивому, инертному, непредприимчивому московскому. Отсвет двора, некая особая осведомленность о положении дел «в высших сферах» даже петербургскому лакею, приехавшему с барином в Москву, придавали значительность и важность.

Тот, кто помнил елизаветинский Петербург, сразу же заметил бы произошедшие с городом перемены – на его просторах воцарился совсем иной архитектурный стиль.

Особую прелесть городу придали новые гранитные набережные. Первой из них была набережная по левому берегу Невы, от Галерного двора до Литейного двора, с разрывом напротив Адмиралтейства для спуска кораблей. Ее построили в 1763—1788 годах вместе с тремя мостами – Эрмитажным, через Зимнюю канавку, Верхнелебяжьим, через Лебяжью канавку, и Прачечным, через Фонтанку. Позже, в 1779-м, начали облицовывать гранитом выходящие на Неву стены Петропавловской крепости.

Число мостов через реки и каналы города к этому времени было уже достаточно велико, хотя главным средством переправы по-прежнему оставались бесчисленные лодки перевозчиков. Они стояли в наиболее оживленных местах, и любой человек мог за копейку быстро перебраться на другой берег. Те же, у кого лишних денег не было, шли к мостам. Кроме Исаакиевского был уже построен Вознесенский мост через Неву (выше современного Литейного). Жители пользовались также Сампсониевским (Гренадерским) и Тучковым, который тогда называли Никольским. Многие из мостов Петербурга были так называемыми наплавными, или плашкоутными. Они сооружались из цепи стоявших на якоре и связанных между собой барж, а поверх укладывали бревна и доски, составлявшие покрытие моста. На зиму плашкоуты отгоняли к берегу, а люди переправлялись уже по льду. Правда, с 1779 года главный мост через Неву – Исаакиевский – оставался на всю зиму.