Вокруг Света 1998 № 09 (2696) - [20]
Султан-Хан — так называется караван-сарай на самой границе Каппадокии. Он хорошо защищал от превратностей кочевой жизни. В этом придорожном «дворне» (именно так переводится «сарай») купцы могли не только переждать непогоду или убийственную жару, но и пополнить запасы и отдохнуть. К услугам странников были баня-хамам, конюшни, мечеть и врач.
Я пытаюсь представить себе, как все это выглядело много веков, когда здесь кипела караванная жизнь и смешивались все языки: в Султан-Хане останавливались не только купцы-мусульмане, но и торговцы из Италии, Франции, с Кипра, возможно, даже из России. Кто знает, не здесь ли ночевали «ходившие за три моря» тверские купцы? Что же касается различных взглядов на веру и пути достижения блаженства, то эти разговоры, по молчаливому уговору, оставляли за мощными воротами караван-сарая — во все времена торговлю и политику старались не смешивать.
— Бей-эфенди, чай? — из задумчивости меня выводит детский голос. Черноглазый мальчишка дружелюбно глазеет на меня и повторяет свой вопрос. Я рассеянно киваю головой, — Ага, чай, чай. — Мальчик куда-то исчезает.
Долгая дорога по жаре и обилие впечатлений делает свое дело — хочется заползти в прохладу бывшей конюшни и больше ни над чем не ломать голову, ничего не записывать, не запоминать, а тихо подремать под древними сводами — благо что за прошедшие века запах навоза окончательно выветрился.
— Чай, эфенди, — передо мной вновь возникает тот же мальчишка, но на этот раз с подносиком, на котором стоит грушевидный стаканчик.
Медленно — так, как это делают местные, потягиваю чай. Через несколько минут вдруг прихожу в себя, словно после долгого отдыха.
На прощание обхожу караван-сарай вдоль стен с внешней стороны — прямо под стеной вижу в тенечке отдыхают аксакалы. Рядом, для просушки на солнце сложены аккуратные брикеты кизяка. Сердце мое подсказывает: вот она — настоящая турецкая «глубинка», истинная жизнь турецких тружеников!
Все, что можно и нужно увидеть и Канпадокии, очень удачно вписывается в четырехугольник из поселений, названия которых не каждый сразу выговорит без ошибки — Невшехир — Аванос — Мустафапаши — Деринкую.
Расстояния между ними — не больше 20 километров, поэтому стоит поездить у подножий скал и у тебя сразу возникает эффект «трех сосен» — вроде бы уже здесь проезжали, а вроде бы и нет...
На закате мы попадаем в долину Голубей. Под действием солнца начинаются почти мистические превращения волнистых скал — в них появляются черные провалы и они словно незаметно растворяются в надвигающейся темноте.
Каппадокия никого не оставляет равнодушным: геолог начинает говорить о ее вулканическом прошлом, историк — о сменяющих друг друга волнах цивилизаций, художник — о мягком свете и нежности форм, фотограф — об игре света и тени. Но все они, должно быть, сойдутся в одном — эту сказочную страну, хорошо спрятанную от посторонних глаз еще в незапамятные времена, создали феи — одну из долин так и называют «долина фей», а в скалах-конусах не иначе как скрываются тролли.
В Турции к Каппадокии и ее жителям отношение особое, сродни к тому, что у нас было к Сванетии: все здесь самобытно и люди особые. Но Каппадокия еще славится и своими мастерами: виноделами, резчиками по камню. И еще, это город гончаров... Через Каппадокию протекает самая длинная река в Турции — Кызыл-Ырмак — Красная река. Еще задолго до рождения Христа на ее глинистых берегах возник город Венасса. Сегодня он называется Аванос. Гончарное искусство здесь было распространено еще во времена хеттов — их древнюю технику до сих пор еще используют ремесленники в Аваносе. Все дело в прекрасной глине: ее красный цвет и дал название реке.
В Аваносе стоит заглянуть к мастеру Галипу — его имя известно далеко за пределами Турции — в Париже у Галипа своя галерея керамики. Зимой к нему приезжают ученики со всего мира и живут в семьях в окрестных деревнях. Гончарным искусством в его семье занимаются по наследству.
— Я, правда, эту традицию вначале нарушил, — рассказывает мне Галип, не отрываясь от гончарного круга, — выучился на врача, пошел работать в больницу, но быстро понял, что это все-таки не мое дело — лечить людей. Лучше быть хорошим гончаром, чем обычным врачом...
За рассказами о себе и о гончарных секретах Галин незаметно слепил горшок и отставил его в сторону.
— Потом изделие выставляют на сушку на солнце на три дня, — объясняет мастер, — затем отправляют в обжиг. Температура не должна превышать 1000 градусов. В дрова мы добавляем солому, сушеный изюм и кое-что еще, но об этом я тебе не скажу — это мой секрет. — При этих словах Галип снял со стены одну из своих тарелок и щелкнул по ней пальцами. Тарелка загудела подобно маленькому колоколу.
— Но главное в нашем деле — глина. Такой глины, как у нас в Аваносе, нигде больше не сыщешь!
Кроме своих «гудящих» кувшинов и тарелок, добродушия и многочисленных учеников, Галип известен оригинальной коллекцией. Его магазин-мастерская, как и все постройки в Каппадокии, выдолблен в скале. Туннели увешаны прядями женских волос с адресом и телефоном — свой «автограф» оставили женщины со всех континентов. Если гостья отказывается добровольно отрезать прядь, то Галип как-нибудь ухитрится его оттяпать сам — ножницы у мастера всегда наготове. Раз в год он устраивает лотерею, и победительница за его счет приезжает на две недели и Каппадокию.
