Вокруг Света 1998 № 06 (2693) - [29]
Рассказывать он пообещался начать следующим вечером. Три дня, проведенные нами в Лубук-Мербау, слились для меня воедино. По случаю дождей собирать каучук было нельзя, и жители деревни занимались кто во что горазд у себя дома и на приусадебных участках.
Мы поздно вставали, обливались в билик манди (помывочной), отгороженной возле задней двери, неспешно завтракали рисом с овощами и мелкой соленой рыбкой билис, вели долгие беседы с хозяевами и заходившими в дом односельчанами, бродили по деревне, дома которой приближались уже своим обликом к городским и пригородным коттеджам, как грибы, растущим по всей Малайзии, тогда как весь уклад местной жизни напоминал еще о многовековых крестьянских традициях и настойчиво вызывал в моей памяти далекое сванское селение, где мне довелось счастливо пожить незадолго до развала Советского Союза.
Плантации оттеснили экваториальный лес, его поредевшие обитатели предпочитают теперь не показываться на освоенной человеком территории, и наша единственная вылазка за околицу с добрым нашим домохозяином свелась к его рассказам о целебных свойствах попадавшихся по дороге деревьев и купанию в быстрой Сунгай Бару, несущейся со стороны недалеких гор. Вечерами же дом Мидина заполнялся соседями, которые покойно устраивались «по-турецки» на полу, закуривали американские сигареты и самокрутки из листьев ниповой пальмы, пили кофе и терпеливо дожидались, пока начнет сказывать Абдул-Рахман.
Наконец он обматывал вокруг головы цветной платок тенгколок, откашливался и начинал, как только Мухаммад включал магнитофон. Он исполнял свои сказания речитативом на северокедахском диалекте малайского языка, еле понятном мне, знакомому лишь с нормативным «книжным» языком.
Как в тумане возникали передо мной странствия, поединки, превращения героев сказаний, которые предстоит еще транскрибировать, а потом перевести на литературный малайский добровольцам-студентам из Кедаха. Монотонно и вместе с тем выразительно звучал голос сказителя, и внимательно слушало его несколько десятков человек (те, что не поместились в передней комнате, стояли во дворе), оторвавшихся от домашних дел, телевизоров, сна.
Слушали и верили его рассказу (не верившая, «ортодоксально-мусульманская», половина деревни не пришла — «это все выдумки, небывальщина!»). Первый сеанс, которому предшествовала молитва, долженствовавшая отвести все возможные подозрения в «язычестве» сказителя, продолжался до трех часов ночи.
Второй едва дотянул до полуночи: Абдул-Рахмана, перед тем неожиданно кончившего рассказ, тут же позвали к больному, на котором поставила крест местная клиника (говорили, что в ту же ночь обреченный встал на ноги и нарушил свое многодневное молчание).
На третью ночь обещанные сказания закончились, но самые заядлые слушатели не торопились уходить, и зашла речь о способах общения верующего с Богом. Это был так называемый «народный суфизм», я понимал разговор с пятого на десятое и только вздыхал про себя, думая о моем младшем коллеге, записном специалисте по малайскому мистицизму, который уже несколько лет как сменил свой московский кабинет на лондонский и был бы куда как уместен в этом доме и в эту ночь.
Время шло к четырем утра, когда заговорили о приворотах, слушатели в который раз навострили уши, а Мухаммад полез за своим «магом». Борясь со сном, я различал заклинания Абдул-Рахмана, обращенные к душе возлюбленной:
И, как птица к своему гнезду,
Прилети ко мне,
Прилети ко мне...
На обратном пути в столицу наша машина не сломалась ни разу.
Борис Парникель
Земля людей: Бананы с острова гейзеров
Имя человека, открывшего для европейцев эту страну, созвучно имени лукового скандинавского бога Локи. Бытует легенда, что однажды, отправляясь в путь, норвежский капитан Флоки взял с собой на свою быстрокрылую ладью трех воронов. Но десятый день плавания выпустил Флоки на волю первого ворона. Тот вспорхнул, сделал круг над кораблем и полетел на восток — назад, домой. На следующий день Флоки выпустил второго ворона. Взлетела птица, покружила-покружила над ладьей и вернулась обратно — до берега было еще далеко. Прошел день, и выпускает капитан свою последнюю птицу. И вот чудо — она летит на запад. Значит там — земля...
Это оказался пустынный, безжизненный остров. Флоки причаливает к нему и взбирается на вершину скалы, чтобы посмотреть, возможен ли путь дальше. А перед ним лежал, сплошь забитый льдом, фьорд. Потому и назвал он это место «Исланд» — страна льдов (На самом деле лады в исландских фьордах — явление редчайшее, так как остров омывают теплые атлантические течения. — Прим. авт.).
От Флоки его земляки узнали об Исландии. Позднее, примерно в 871 году, другой норвежец, Ингольфур Арнарсон, высадился в том месте, где сейчас находится столица Исландии. Увидев вокруг залива клубы дыма, поднимающиеся в небо, он назвал это место Рейкьявик, что означает «Залив дыма».
Правда, позже выяснилось, дым этот не что иное, как пар, струящийся из горячих источников. Многие до меня обращали внимание на удивительную схожесть исландского пейзажа с лунным. И я, подлетая к острову, затерянному у вершины планеты, тоже подумал: «Как там могут жить люди?»
