Вокруг Света 1997 № 07 (2682) - [17]
— Феликс, ради Бога, не дави этого несчастного. Дай ему пройти!
— Подумаешь! — отшучивался он. — Нас почти шестьдесят миллионов. Одним больше, одним меньше. Что изменится?
В джинсах, в тщательно отутюженной белоснежной рубашке и темных очках, он производил впечатление преуспевающего человека.
— Феликс, а ты не скучаешь по родным местам?
— Конечно, скучаю! Скоро фиеста, поеду домой, в деревню, заберу сына. Ему пошел тринадцатый год. Пора пристраивать к делу. Тут я присмотрел местечко на бензоколонке. Много не заработает, но сыт будет. Потом, даст Бог, удастся скопить деньжат, арендуем джипни — почти свой бизнес. Тогда и сына обучу, возьму в напарники.
Феликс стал моим верным гидом и помощником. Правда, случались и казусы. Но с кем не бывает?
Однажды мне понадобилось срочно сделать фотографии на документы.
— Феликс, не знаешь ли хорошей фотостудии?
— Нет проблем!
Проехали центр, замелькали улицы поскромнее, а «хорошей фотостудии» все не было. Наконец, с трудом вписавшись в поворот, Феликс свернул в переулок и затормозил у сточной канавы.
— Приехали!
Из-под колес с квохтаньем разлетелись куры. На домах, прилепившихся друг к другу, красовались вывески, выведенные рукой доморощенного художника: «Мадам Тина — моды из Парижа», «Мадам Люси — салон красоты», «Моментальное фото»... В комнате, куда я не без робости вошла, за швейной машинкой сидела женщина. У се ног, на циновке возились малыши. Тут же на топчане лежал мальчуган постарше с забинтованной головой. Феликс что-то шепнул хозяйке: она отложила шитье, улыбнулась и повела по шаткой скрипучей лестнице наверх, в «ателье». Там, на сдвинутых стульях, накрыв лицо газетой, спал мужчина в шортах и расстегнутой рубахе. От скрипа ступеней и наших голосов он проснулся и, протирая глаза, шагнул навстречу. Это и был «первоклассный» фотограф. Взяв со стола видавшую виды любительскую камеру, он пощелкал ею. Я откланялась. Через час Феликс привез отпечатки. Конечно, они никуда не годились, хотя стоили втрое дороже, чем в самом лучшем ателье столицы.
— Видите ли, — виновато бормотал мой Сусанин, — мы из одной деревни, это мой друг. Вместе на последние гроши покупали билет на поезд... Вначале ему везло, даже семью перевез сюда. Ну а потом дела пошли совсем плохо. Что делать? Конкуренция! Сейчас он бедствует. Да еще сына сбила машина, нечем оплатить счет из больницы. Разве мог я упустить шанс дать ему заработать?.. Извините, — еще раз повторил Феликс. — Я поступил как Энгот... (Герой «мыльного» сериала «Филиппинская жизнь» — хвастливый, глуповатый и не очень честный малый.)
— Нет, ты поступил как Феликс... И забудем об этом.
Знакомство со старой Манилой обычно начинается с испанской крепости Интрамурос. Когда-то здесь было цветущее поселение раджи Солимана — Мэйнила. Пушки и арбалеты испанцев смели его с лица земли, и на пепелище вырос «вечно благородный каменный город» с ратушей, фортом Сантьяго и собором Сан-Агустин. Четыреста лет стоит на земле Интрамурос. Многое помнят его обросшие мхом стены: звон колоколов, заставлявший окрестные деревни цепенеть и преклонять колена; глухие удары бамбуковых палок по пяткам и затылкам провинившихся «индио» (так пренебрежительно называли островитян), звуки полковой музыки на площади у ратуши, стоны и молитвы узников цитадели. Ни один индио не смел появляться на улицах Интрамуроса. Кроме слуг, солдат и узников форта...
Сегодня Интрамурос — заповедный музей. Древнее сердце Манилы, состоящее из тишины, серого камня и тусклой позолоты соборов. Наскоро прослушав рассказ гида о временах, когда в стране хозяйничали разомлевшие от солнца идальго, колониальные чиновники и кюре, гости Манилы, в их числе и я, садятся в комфортабельные автобусы и по бульвару Рохаса спешат в центр, где столица демонстрирует небоскребы, пятизвездочные отели, дорогие магазины, где можно купить вазу, расписанную самим Сальвадором Дали, и прочие диковинки.
Современная Манила говорит по-тагальски и по-английски. Это сложный конгломерат из семнадцати непохожих городов-спутников. Здесь есть свой Манхэттен — деловой и финансовый центр Макати; свой Монмартр — улица Мабини, где живут художники и богема; фабричные окраины, которые кормят, одевают десятимиллионный город и дают ему свет. Свое Сохо — припортовые «улицы греха». И хотя только что в Маниле прошла международная религиозная конференция по борьбе с порнографией, ночные утехи изжить не удалось: напротив — они стали дороже. Замаскированные под сауны, массажные кабинеты, дансинги, публичные дома продолжают процветать. Не совладали власти и с азартными играми, жульническими лотереями, петушиными боями. Более того: самая большая манильская арена «Ла Лома» отвоевала себе право проводить бои дважды в неделю вместо одного (как принято по всей стране). Страсть филиппинцев к петушиным боям общеизвестна. Говорят, случись землетрясение или пожар, настоящий тагал сперва спасет любимого бойцовского петуха, а потом уже жену и детей.
Манила — крупный порт. Здесь всегда пахнет смолой, кожей, нефтью, вспотевшими телами... Порт не знает отдыха. В трюмы грузят копру, сахар, пеньку, древесину. Выгружают компьютеры, станки.
