Вокруг Света 1997 № 04 (2679) - [11]
Перенесемся на миг в столицу — на Крымском валу, на ВДНХ, в Измайлово есть необычные «барахолки», где на столиках разложены не куртки с кроссовками, а окаменелости, и торгуют палеонтологической всякой всячиной: купить можно все, даже мороженные куски мяса мамонта. Торговля, понятно, идет по мелочам: трилобит, аммонит — это 5-10 баксов, и крупные люди там не светятся, крупные люди торгуют партиями в тысячи, десятки тысяч трилобитов и аммонитов, которые оборачиваются долларами где-нибудь в Мюнхене. Но столько же, даже больше, принесет всего один скелет крупного позвоночного. Например, парейазавра.
— Обнаруживаем однажды, — вспоминает Алик, — что на обрывах кто-то шарит киркой в шахматном порядке, словно геологи ищут рудное тело. Я пошел с собакой и наткнулся на троих: жрут кашу, а рядом в земле — скелет парейазавра. Они начали копать, оконтурили и ломали голову, как тиснуть такую махину; стали уже пропитывать негодной пропиткой. «Чем занимаетесь?» — спрашиваю. — «Отдыхаем». А рядом кирки, инструмент американский. «Так это не ваше? Могу забрать?» Выдавливают из себя: «Копаем».
— Я предложил убраться. Они откликнулись вяло. Тогда вызвал по рации катер речной милиции. И признались старатели, что на троих, на две недели, получили 10 «лимонов». Это в 94-м то году! «Может, нам штраф заплатить?» — предлагают. Я, шутки ради, брякнул: «Пять миллионов». Они, нехотя: «Ладно». Ничего с них, конечно, не взяли, кроме подписки, что больше так не будут, и посадили на поезд.
— А потом оказывается, — продолжает Алик, — что в том же году кто-то крепко пошарил на севере области и на Малой Двине. А в Москве на одном из рынков появилась красная порода с останками пермских рептилий, по характеру окаменелостей очень похожими на котельничские. И тогда же всплывает скелет парейазавра на лондонском аукционе. Обвиняют сразу нас, но выясняется, что мы ни при чем: его вывезли по поддельным документам, через десятые руки, а мы находим только следы работ в устье реки Моломы — там даже была замечена целая бригада за большой раскопкой. Я видел фотографию этого парейазавра — перед торгами его выставляли в витрине какого-то лондонского универмага, и он, точно, из Котельнича. Начальная цена была 60 тысяч фунтов.
С неохотой рассказывает об этом Алик. Сейчас упорядочен вывоз окаменелостей. Есть закон о недрах. Западные музеи, аукционы предупреждены. Издаются каталоги краденных ископаемых.
Но, увы, и дальше рассказ бежит по тем же рельсам. В 95-м хлюпинцы наткнулись на питерских студентов, которые, несолоно хлебавши в Котельниче, перебрались на Мезень и уволокли лучшие материалы у российско-канадской экспедиции. И в 96-м тоже кто-то прошел ямками-закапушками — через каждые три шага в шахматном порядке — восемнадцать километров котельничских обрывов...
Позади остался котельничский мост, электричка покатила по дамбе над невысокой пойменной порослью, накрытой первым снегом. Пустынен некогда оживленный Транссиб, хмарь за окном и стыло в вагоне. Мы едем с Альбертом в город Киров смотреть выставку экспонатов из Котельнича, расположившуюся в залах областного музея.
— Так каково же главное сокровище вятских обрывов? — спрашиваю. — Парейазавры?
— Не совсем, хотя ценность их вы уже представляете. Вот суминия — редко бывает, чтобы находка, еще до сообщения о ней, путешествовала по миру. Знали: есть такая, встречали разрозненные фрагменты, но полностью смогли представить животное только теперь. А ведь здесь погребено целое сообщество видов, другое подобное есть только в Южной Африке, на плато Карру. но сохранности много худшей. Наши раскопки вообще меняют представления о пермском периоде: обнаружены виды-предки и виды-потомки, — оказывается, они сосуществовали. А главное сокровище — это терацефалы, звероголовые ящеры вроде горгонопса, переходные формы от рептилий к млекопитающим. Можно сказать, недостающее звено. Да, я уверен, — сдержанно добавляет Алик, — в ящиках, на которых мы спим, нас ждут сенсационные находки. Пять препараторов мне нужно, чтобы работали круглый год. Лучше — и днем и ночью.
Так настигает нас подлая проза жизни.
— Что же стало с музеем после того, как вас выжили из ваших трех залов?
— Мы окопались с экспонатами в подвале пятиэтажки, где обитали еще и крысы. Держались до затопления. Сейчас сельская районная власть выделяет нам часть бывшего кинотеатра, будем делать экспозицию там. Район же станет платить нам зарплату.
Значит, надменный город отторг чужаков, а простецкая деревня приняла. Посчитала ископаемые своими. Поняла лучше, оказалась дальновиднее. И слава Богу.
— Алик, палеонтологи бывают верующие?
— Кто как. Один мой знакомый утверждает, что эволюция и есть величайшее, неопровержимое доказательство существования Творца — настолько в ней все избирательно и мудро. Причем, знаете, до сих пор не находят переходных форм между видами, и это, видимо, неслучайно: изменения происходят скачком, всего за несколько поколений. И мутации не есть основа эволюции — роль их однозначно отрицательна.
— Так что же — существует промысел Божий?
Он пожимает плечами.
