Вокруг Света 1995 № 05 (2656) - [8]

Вчера немного потеплело, до минус 30 С, а сегодня вновь 37. Движение затрудняет глубокий рыхлый снег. Тропежка очень тяжелая. На последнем переходе, чтобы избежать необходимости барахтаться в глубоком снегу среди ледовых джунглей, воспользовались узкой «речкой» недавней трещиной, которая шла почти строго по нашему курсу.

Около часа все шло действительно просто замечательно, и мы без особого труда, боясь сглазить, шли по ровной поверхности молодого льда, сквозь невообразимый хаос, который окружал нас.

Словно по расписанию, ко времени остановки на ночевку, трещина сузилась и сомкнулась. Мы выбрались из нее на последнюю ровную площадку и ужаснулись тому, что предстояло нам преодолеть завтра...

Окончание следует

Владимир Чуков Фото Виктора Русского

Каждый рейс — последний. Часть I

Пятидесятый год мы празднуем нашу Победу в Великой Отечественной войне. Не одно поколение выросло за это время, и каждому последующему поколению суждено было знать о ней немного меньше, чем предыдущему.

Но, как бы годы не отдаляли нас от конца войны, какие бы перемены ни происходили на нашей земле, какие бы катаклизмы ни переживали мы, этот день 9 Мая оставался святым для нас, это — день вернувшейся с войны страны; день благодарения тех, кто добыл нашу победу, день поминовения тех, кто навечно остался на полях битвы.

Необычные приключения моряка торгового флота

Как и все мальчишки, в детстве я бредил морем. И вот одна история не выдуманная — просто потрясла меня. Она была напечатана в журнале «Вокруг света». Этот затрепанный двенадцатый номер за 1946 год я храню и по сей день. В нем я прочитал о приключениях молодого штурмана Евгения Лепке, который оказался в океане один, на обломке танкера, потерпевшего бедствие в Тихом океане.

С тех пор прошло много лет. Эта история то забывалась, то снова вспоминалась. Жив ли он? Если жив, то как сложилась его судьба? Не отвернуло ли его от моря плавание на обломке судна...

Будучи уже кинодокументалистом, снимая фильмы о моряках и парусниках, я пытался напасть на след той давней трагедии. «Евгений Лепке? — переспрашивали в отделах кадров различных пароходств. Нет, у нас не плавает...»

Как-то на Дальнем Востоке удалось, наконец, разыскать моряков, плававших с Лепке. «Лепке? В арктических конвоях мы с ним ходили. Веселый был парень, здоровый...» «Лепке? Ну да, помню, Женя Лепке. Мы с ним на «Ветлуге» из Штатов шли. Тяжелый был человек, неразговорчивый».

Спрашивал я о Лепке и в Керчи, и в Мурманске, и в Одессе. Один слышал, что Евгений Лепке погиб где-то в Атлантике, другой говорил, что Лепке утонул со всем экипажем возле самой Америки...

А потом произошло вот что. Снимали мы фильм о моряках торгового флота, плававших в войну в арктических конвоях, и в Калининграде, в пароходстве мне сказали:

— Да их почти не осталось, тех моряков, что в конвоях ходили. Но вам, кажется, повезло. Только что к причалу «Сормовский» подошел. Там капитаном — Евгений Николаевич Лепке. И в войну плавал, и тонул не раз. Правда, он не очень-то любит рассказывать об этом.

Услышав это имя, я не поверил своим ушам...

«Сормовский» стоял у причала. Капитан был на берегу.

— Посидите в кают-кампании, подождите, сказал вахтенный штурман.

Минут через пятнадцать дверь отворилась, и в кают-кампанию вошел капитан.

Невысокий, крепкий, стремительный — взгляд и фигура опытного боксера. Он крепко пожал руку, спросил, зачем мы здесь. Он чем-то был озабочен и, по-видимому, не склонен к длинному разговору.

— А-а... Конвои? Ну, это очень просто. Капитан все думал о чем-то своем. — В море все ясно и понятно. И нет там того, что не может быть неясно и непонятно. А вот после долгого пребывания в море человек попадает в такую обстановку на берегу, что не только рассказать, понять-то невозможно.

Вдруг капитан рассмеялся, и что-то удивительно знакомое появилось в его лице. Что? Это я понял потом.

— А, ладно... Правда, из меня плохой рассказчик... И нападения на конвой были настолько скоротечны, что, оказавшись в воде, не очень-то жаркой, почувствовал — вся память куда-то девалась. И не удивительно, что многие после таких происшествий попадали в психиатрическую больницу, ничего не помня о прошлом. Да и выглядели мы, когда нас вытаскивали из воды, прямо скажем, не как герои. И никто не спрашивал, хочешь ты или не хочешь идти потом в море. Просто направляли в отдел кадров — и кончено. И все тут. А в море размышлять некогда. Сутки заполнены вахтами, тревогами, наблюдением за воздухом, за горизонтом. А возникает опасность — бежишь к своему расчету, привязываешься к «эрликону» ремнями и все такое... И некогда думать, опасно или нет и не будет ли для тебя этот рейс последним. Вот, кажется, и все про конвои. А подробнее — заходите, вот адрес. — И он протянул визитку. — Недолго я буду на берегу. А вы в Москве разыщите Чудова Вадима Владимировича. Вот кто может рассказать. Замечательный парусный капитан. В войну ходил на торпедных катерах в тыл врага. У него и английские, и американские ордена, «Золотой Орел» за храбрость. Я был как-то в Москве, но не разыскал его. Времени было мало...