Вокруг Света 1992 № 09 (2624) - [53]

— Я был у индейцев. И могу это доказать.

— Каким образом?

— А вот этими жемчужинами... — Полотняный мешочек был приколот изнутри к моей куртке. Я отцепил его и протянул ей. Она развязала бечевку, и из мешочка высыпалась целая пригоршня жемчуга.

— Сколько их здесь всего?

— Не знаю. Пятьсот, может, шестьсот. Около того.

— Это не доказательство. Может, вы где-то его украли.

— Чтобы рассеять ваши подозрения, я готов сидеть здесь до тех пор, пока вы не выясните, был ли где украден жемчуг или нет. Если вам того хочется, конечно. Деньги у меня есть, я в состоянии оплатить свое пребывание. И обещаю, что не буду покидать свою комнату без вашего разрешения. Она смотрела на меня пристально и жестко. Наверное, думала про себя: «А что, если ты сбежишь? Уж если из тюрьмы сбежал, отсюда-то не в пример легче».

— Я могу оставить мешочек у вас. Тут все мое состояние. Пусть оно будет в надежных руках.

— Что ж, хорошо. Но вам вовсе не обязательно все время сидеть в комнате. Можете выходить в сад, утром и днем, когда воспитанницы в церкви. Есть будете в кухне, вместе с прислугой.

Беседа несколько успокоила меня. Я уже поднимался к себе, когда ирландка позвала меня на кухню. Большая чашка кофе с молоком, очень свежий черный хлеб и масло. Монахиня наблюдала, как я завтракаю. Выглядела она обеспокоенной. Я сказал:

— Спасибо, сестра, за все, что вы для меня сделали.

— Я хотела бы сделать больше, но не могу. Ничего не могу, мой друг Анри,— и она торопливо вышла из кухни.

Я сидел у окна и смотрел на город, порт и море. Никак не удавалось избавиться от ощущения опасности. Я решил бежать в эту же ночь.

Днем надо спуститься во двор и посмотреть, можно ли перебраться через стену. В час дня в дверь раздался стук.

— Пожалуйте кушать, Энрике.

— Спасибо, иду.

Я сидел за столом на кухне и уже готовился приступить к блюду из мяса и вареного картофеля, как вдруг распахнулась дверь и вошли четверо полицейских с ружьями и офицер с револьвером.

— Не двигаться, иначе стреляю! — Он надел на меня наручники. Ирландка вскрикнула и упала в обморок. Две монахини, работавшие на кухне, еле успели подхватить ее.

— Идем! — скомандовал офицер. Они отвели меня в мою комнату. Там перетрясли мой узелок и тут же обнаружили три тысячи шестьсот песо золотом. Странно, но футляр со стрелами они при этом отложили в сторону, даже не поинтересовавшись, что в нем, наверное, приняв за пенал для карандашей.

Не скрывая торжествующей улыбки, офицер сунул монеты в карман. Мы вышли. Во дворе ждал старенький автомобиль.

Полицейские и я погрузились в эту развалюху, и она тронулась с места, управляемая шофером-негром, тоже в полицейской форме, с угольно-черным лицом. Я был совершенно подавлен и не пытался протестовать.

Приехали. Выбравшись из автомобиля, они провели меня прямо в кабинет. Начался допрос.

— Говорите по-испански?

— Нет.

— Позвать сапожника.

Через несколько минут появился маленький человечек в синем фартуке, с молотком в руках.

— Вы тот француз, что бежал из Рио-Хачи год назад?

— Нет.

— Лжете!

— Не лгу. Я не тот француз, что бежал из Рио-Хачи год назад.

— Снять с него наручники! Куртку и рубашку тоже! — Он взял со стола какую-то бумагу и заглянул в нее. Там были описаны все татуировки.— У вас не хватает мизинца на левой руке. Да, значит, это вы.

— Нет, не я, потому что я бежал не год, а всего семь месяцев назад.

— Это не имеет значения.

— Для вас, может, и не имеет, а для меня — очень даже имеет.

— С тобой все ясно. Ты — типичный убийца. Француз или колумбиец — неважно. Все вы, убийцы, одинаковы, все неисправимы. Я заместитель начальника тюрьмы и не вправе решать, как поступить с тобой. Пока посидишь со своими приятелями.

— Какими приятелями?

— Французами, которых ты приволок в Колумбию.

Меня привели в камеру с зарешеченными окнами, выходящими во двор. Там уже сидели мои друзья, все пятеро.

Мы обнялись.

— А я думал, ты давно на свободе, дружище! — воскликнул Клозио. Матуретт рыдал, как дитя, кем он, собственно, и являлся. Трое других тоже были взволнованы. Их вид придал мне силы.

— Ну, давай, рассказывай! — сказали они.

— Позже. Как вы?

— Мы тут уже три месяца торчим.

— Как обращаются, хорошо?

— Ни хорошо, ни плохо. Ждем отправки в Барранкилью, где нас должны передать французским властям.

— Вот свинья! Ну а как насчет того, чтобы бежать?

— Не успел и порога переступить, а уже думает о побеге.

— А что тут странного? Думаете, я так просто сдамся? Как тут с охраной?

— Днем не строго. А ночью к нам приставляют специальную охрану.

— Сколько их?

— Трое.

— Как твоя нога?

— Нормально, даже не хромает.

— Вы всегда под замком?

— Нет, выходим во двор, на солнышко. На два часа утром и три — днем.

— Ну а что колумбийские заключенные?

— Очень опасны. Есть воры еще похлеще, чем наши убийцы.

Днем после обеда меня снова вызвали на допрос. На этот раз уже присутствовал сам начальник тюрьмы. Сапожник тоже был на месте.

— Француз, ты бежал семь месяцев назад. Где ты был все это время?