Вокруг Света 1992 № 07 (2622) - [2]

Как выяснилось впоследствии, кроме вышеупомянутого господина, многие ученые мужи, имевшие отношение к моей проблеме, блокировали наши усилия на каждом повороте дороги.

В течение последующих четырех лет мы были вынуждены биться головой о каменную стену бюрократии. Упомянутый джентльмен из министерства умер через пять лет после нашего разговора.

Когда стараешься заболтать собеседника, лучше иметь в виду твердо обозначенные сроки. Тогда спонсоры перестают думать, что вы строите воздушные замки. Конечно, мы не могли сдвинуться с места через год. Однако через два — вполне возможно. Поэтому к началу 1973 года у нас уже имелись планы на сентябрь 1975 года. В этом году Королевская Гринвичская обсерватория отмечала свое трехсотлетие, и мы, понимая, что это хороший повод, посетили ее. Из-за сильного загрязнения воздуха небеса над Гринвичем не пригодны больше для наблюдения за светилами, поэтому обсерватория переехала вместе со всем своим имуществом, включая телескоп Ньютона, под чистый небосвод Суссекса, в просторные помещения замка Херстмонсе.

Мое полное имя Твислтон — Уайкхэм — Файнес, и я считаю его довольно неуклюжим, но, когда речь пошла о встрече с директором обсерватории, я понял, что генеалогия не принесет тут вреда, потому что этот человек живо интересовался местной историей. Еще в 1066 году мой предок, граф Эсташ де Булонь, был назначен перед атакой вторым номером к Вильгельму Завоевателю. Король Гарольд, защищавший позицию под Гастингсом, был выведен из строя норманнской стрелой, поразившей его в глаз, и кузен Эсташ не упустил своего шанса — согласно сюжету на гобелене Байе он снес с плеч королевскую голову мощным взмахом своего топора. Вильгельм был очень благодарен, и семейство финнов (Файнесов) стало процветать. Позднее, пять столетий спустя, Файнесы выстроили замок Херстмонсе.

Теперь, я думаю, понятно, почему нынешний обитатель замка согласился связать деятельность своей обсерватории с нашей экспедицией.

Сколько же времени займет кругосветное путешествие протяженностью 37 000 миль? Ведь достичь обоих полюсов можно, только когда там будет лето, а провести лодку Северо-Западным проходом возможно лишь в середине июля, когда взламывается паковый лед, вот почему эти три фактора, так сказать, регулировали наше расписание.

Если мы отправимся на юг в сентябре, то достигнем Антарктиды в январе, то есть как раз в самое удобное время, чтобы создать базовый лагерь для зимовки (конец первого года) и, таким образом, быть готовыми выступить в ноябре, когда станет заметно теплее. В случае удачи мы вышли бы к Тихому океану и добрались до устья Юкона к середине июля, чтобы провести вторую зиму уже в Канаде (конец второго года). Затем, в марте, как только потеплеет, мы начали бы пересекать Арктику. Если удача будет с нами и далее, в первых числах сентября мы вернемся в Англию. Так завершится третий год экспедиции.

Пустыня, джунгли и ревущие сороковые

Сентябрь — декабрь 1979-го

...Адмирал Отто предстал перед ними в белом кителе, с моноклем в глазу и бородкой конкистадора. Он произвел сильное впечатление на наших алчных посетителей — алжирских портовых чиновников, и заставил их отказаться, хотя бы частично, от привычки клянчить продукты и прочие вещи за свои услуги. Через час, когда объемистые кипы бумаг были подписаны и проштампованы, Отто отделался от этой банды полудюжиной бутылок виски и чаем.

— Вам лучше выгрузиться, пока эта братия не явилась с повторным визитом,— сказал он. Без лишней суеты Терри и палубная команда переправили наши машины на причал, в то время как Джинни упаковала для нас аппетитную баранью ножку.

Итак, мы остались на причале, наблюдая, как «Бенджи Би» растворяется в липкой темноте. Теперь мы не увидим наше судно до тех пор, пока не пересечем Сахару.

Прибыл британский атташе, чтобы забрать Джинни, Симона и Чарли на ночлег; он предупредил нас, что воры снуют повсюду, поэтому Олли и я решили устроиться на ночь в машинах. Для того чтобы обеспечить максимальную безопасность всем трем автомобилям и трейлерам, Олли обнес бечевкой весь наш лагерь и местами привязал пустые консервные банки.

Ближе к рассвету началась вдруг неописуемая какофония — казалось, подали голос все местные псы. Я выскочил из кабины, порезал ухо об одну из консервных банок, навешанных Олли, и чуть было не задушил самого себя, запутавшись в бечевке. Олли с выпученными глазами выпутался из спального мешка и москитной сетки.

— Боже правый! Собаки Баскервилей при полной луне! — воскликнул он.

Однако никаких собак не было и в помине. Вместо них мы увидели огромную мечеть, нависавшую над оградой порта, с минаретов которой хор муэдзинов взывал к правоверным. Местный церковный служитель, должно быть, включил громкоговорители на полную мощность. Ужасающие звуки, совсем непохожие на те, что мне доводилось слышать в Аравии, словно хлестали влажный воздух. Разлетелись даже комары.

Затем мы поехали на юг по хорошему шоссе в компании с тяжелыми грузовиками-цистернами. Какая-то гора маячила сквозь придорожную дымку. В полдень было сорок три градуса по Цельсию в тени. Я ехал вместе с Симоном, за нами в одиночку Джинни, а остальные сзади на «рейнджровере», заморским путешествием и не пахло. Не считая жары, все выглядело, как на автопрогулке в пригороде Лондона. И все же было приятно ощущать вокруг себя необъятность земного пространства.