Вокруг Света 1992 № 04-06 (2619-2621) - [36]

В тот день мне вспомнились слова моего друга Веста: «Лев, если захочет, может спрятаться за кием, брошенным на бильярдном столе». Вест знал, о чем говорит, — он был знаменитейшим охотником на львов во всей Родезии.

Теперь мы форсированным маршем двинулись на восток, к побережью. Единственный охотничий эпизод, не связанный с обычной доставкой мяса для каравана, произошел возле деревни Магони. На вечерней охоте я добыл коровью антилопу и уже хотел возвращаться в лагерь, когда проводник схватил меня за руку с взволнованными словами: «Куба твига, бвана» (очень большой жираф, господин). Действительно, огромный жираф возвышался недалеко от нас над ровной поверхностью саванны; до него было около семи сотен метров.

Раньше я не стрелял жирафов, но сейчас не смог справиться с искушением, и мы, пригнувшись, побежали к животному. Нам удалось приблизиться на двести метров — жираф заметил нас с высоты своего роста и стал уходить своеобразным, только им свойственным «замедленным галопом». Я поднял свою восьмимиллиметровую винтовку, и первая же пуля уложила быка наповал — еще одно доказательство того, как легко убить это прекрасное животное. Череп его я сохранил для коллекции, и впоследствии опытный музейный препаратор определил по нему, что такой гигантский экземпляр еще никогда не попадал в Европу. Попытки фотографировать жирафов не удались — животные были слишком чуткими и обращались в бегство задолго до того, как я приближался на нужную дистанцию.

Путешествие подходило к концу. Мой велосипед развалился, и последние двадцать километров до станции Куву я проделал пешком. Погрузка в поезд снаряжения и коллекций прошла без осложнений, и на следующий день мы были в Дар-эс-Саламе...

Перевел с немецкого А. Случевский

Любо, терцы!

Дорога утопала в зелени. На раскидистых деревьях, посаженных еще в прошлом веке, тихо шелестела листва, и деревья казались солдатами, выставленными на охрану дороги да так и оставшимися на своем нелегком степном посту.

Зеленый коридор через степь закончился неожиданно. Вдруг перед нами открылась станица Архонская, одноэтажные домики из красного кирпича, все под черепицей либо под шифером, напоминали собой тоже что-то солдатское, военное, как и многое здесь, — уж очень не по-граждански строгой была планировка станицы. Как по линеечке. Ровные улицы, четкие кварталы.

Станицы у Терека и вправду строили «по линеечке» — они в середине XIX века составили линию обороны, которую возвела Россия против непокорных кавказцев. Генерал Ермолов сам прочертил на карте Сунженскую линию. Ее крепости и укрепления тянулись вдоль всего Кавказа. «Для стеснения и обуздания мятежных горцев», как написано в одной книге тех лет, понадобилось заселить здешние земли воинственным казачьим племенем. Архонская — тоже «линейная», одна из многих. Первое же русское поселение на Кавказе возникло в 70- годах XVI века. Тогда царский воевода Лука Новосельцев заложил на Тереке, как раз против устья речки Сунжи, городок Терки и разместил там на постой войско. Новый городок тут же принес многие беспокойства, сперва местным жителям, потом и политикам из далеких стран, имевших свои интересы на Кавказе, а потому не желавших присутствия здесь русских. Последнее слово произнесла Турция. И русская армия отошла на новое место постоя, подальше, в устье Терека, где была заложена крепость Кизляр. В 1735 году появилось первое упоминание о терско-кизлярском войске, костяк которого, бесспорно, составляли казаки. К этому времени на Тереке жили казаки-раскольники, бежавшие с Дона в 1620 и 1658 годах, обосновались здесь и отчаянные волжские казаки, «баловавшие» прежде на великой реке. Немало смельчаков радушно приняла местная вольная братия. А после выселения сюда части запорожцев, не сумевших в 1775 году отстоять свободолюбивую Сечь, казачество окончательно окрепло, заставило себя уважать, и с 19 ноября 1860 года получило желанное имя — Терское казачье войско. Людей же называли кратко — терцы...

Я приехал в Архонскую познакомиться с потомками терцев, которые мне всегда казались тайной за семью печатями, как, впрочем, и все казачество, вычеркнутое из истории России с 1917 года.

В главной библиотеке страны хранится книжка некоего Н.Л.Янчевского «Разрушение легенды о казачестве», изданная в 1931 году. Оказывается, как утверждает автор, в общем-то не было в России никаких казаков, а был сброд, «деклассированные элементы», разбойники. Все, что знали о казаках, — народная молва, и не более того. Легенда же!.. Вот такая история...

— И куда ж это я вас размещу-то? — первым делом спросил станичный атаман Николай Александрович Левченко, когда мы поздоровались. — Да вы не беспокойтесь.

Чувствую, неожиданный мой приезд застал казаков врасплох: как голуби разворковались. Час воркуют, другой. Время к вечеру, а я — с дороги. Говорю, мол, и не нужен постой, чего выдумываете, мне бы с людьми поговорить, где приткнусь, там и хорошо. Но от атамана Левченко просто так не отойти — не отпускает. Ох, лихой вид у казака, ох, бедовый — огонь-мужчина.

Долгонько устраивал, но устроил хорошо. Спасибо. Поселил к двум пенсионерам, столько перевидавшим на своем веку, что роман с них нужно писать, кино снимать, а никак не очерк делать — мал очеркишко для таких судеб.