Вокруг Света 1992 № 02 (2617) - [23]

Тут же появились взрослые аульчане во главе с почтенным Шахбаном Таирбековым. И немедленно проявили столько радушия и желания удовлетворить мою любознательность, будто только и ждали, когда мы завернем в аул, чтобы узнать секреты изготовления соли. Уже потом, когда мы уехали, Хизри объяснил причину такого гостеприимства. Оказалось, что по окончании университета он попросил распределить его в глубинку, и его направили именно в этот аул Кванхидатль, где он полтора года преподавал историю. Все, кто встретился нам сегодня, включая даже почтенного Таирбекова, — его бывшие ученики.

По словам местных жителей, соляной промысел существует здесь тысячу лет — сколько и сам аул Кванхидатль. Само слово «кванх» — значит «лопата», основное орудие соляного производства. Аул этот и в самом деле очень древний — мечеть, например, датируется XIV веком.

Оказалось, что за многие столетия способ добычи соли не претерпел ни малейших изменений. Летом, а надо — и зимой, женщины переходят с ишаками вброд реку и идут туда, где бьют минеральные источники. На том берегу их множество. Женщины разравнивают слой песка (в случае дождя его собирают в кучи, чтобы вода не вымыла соль), и начинают поливать соленой водой из источников. Песок сохнет два-три дня, после чего его сгребают лопатами в те самые виденные нами дощатые ящики серого цвета, под которыми вырыты ямы. В ящики вновь льют соленую воду, та впитывает еще и соль из песка, после чего начинает стекать в виде насыщенного раствора в яму. Оттуда ее собирают в бурдюки. Бурдюки ставят на специальные козлы — голдыберы, а затем ишаки доставляют ценный полуфабрикат в аул, где содержимое бурдюков выливают в колоды.

Выпаривают соль в специальной каменной печи. Полкубометра дров за два часа превращают содержимое огромного деревянного корыта в меру соли — шестнадцать килограммов. За день в печи можно выпарить четыре-пять мер — около мешка соли, благодаря которой аул не знал нужды даже в самые тяжелые времена. Теперь солеварением занимаются в основном люди пожилые, а молодежь — только в свободное от основной работы время.

Мы застали заключительный этап производства — Шахбан счищал с огромного железного противня слой соли пальца в два толщиной, оставшийся после выпарки. Узнав, что мы очень торопимся, нам насыпали в подарок кулек мельчайшего сероватого порошка, взяв слово завернуть в аул на обратном пути. Я лизнул соль и обнаружил, что она... не очень соленая. Ай да кванхидатльцы! Магазинные полки еще недавно были заставлены «Экстрой» по гривеннику за килограмм, а к ним терпеливо стояли в очереди за двухрублевой малосольной солью!

— У этой соли есть секрет, — пояснил Хизри, — она очень быстро впитывается, а потому совершенно незаменима осенью при сушке мяса и засолке провианта. Концентрация маленькая, и продукты отлично сохраняются. А на вкус, знаешь, какие становятся! В наших местах без мастерства не прожить. Но то ли ты увидишь в Анди! Поспешим.

Одежда и дом

Миновав районный центр Ботлих, мы продолжили путь по андийской земле, поднимаясь левым берегом к верховьям быстрой реки. Теперь нашей целью был аул Рахата, где, как я знал, сохранился другой традиционный промысел — изготовление войлочных бурок.

Из всей экипировки горца до недавнего времени самыми незаменимыми были кинжал и бурка. Наплечная бурка — и одежда удобная: никакой ветер под ней не проберет, дождь не промочит; и походный дом с постелью: ложись в ней в любую погоду на мокрую землю, накройся полами — и ты в безопасном укрытии. А свернешь ее в тугой цилиндр — и цепляй к поясу или седлу. И мороз, и дождь, и сабельный удар выдержит. Лучшие на Кавказе бурки делали в Дагестане, а именно — в Анди. (Впрочем, об этом я мог бы и не спрашивать.) Они пользовались огромным спросом по всему Кавказу и на Дону не только потому, что местные мастера искуснее других, но и потому еще, что здесь вывели особую породу овец. Андийскую. Овцеводством занималась практически каждая семья в Анди, и в начале века аул владел отарой в 120 тысяч голов. Сейчас, конечно, во много раз меньше.

Это я видел и сам — мы проезжали время от времени мимо овец, белевших на изумрудных склонах. Но овец помногу не бывало, какие там отары! Кто это позволит семье держать отару в тысячи овец? Но бурка и поныне удержалась в повседневной жизни. Правда, в самом Анди их делают теперь совсем немного — только для себя и для близких родственников или друзей. Зато по соседству, в ауле Рахата, с 1924 года действует небольшой комбинат, производящий бурки с полным соблюдением древней технологии.

Путь к нему нам вновь указала река: в косу ее светлых тугих струй в одном месте вдруг вплелась черная прядь. Этот чужеродный реке поток привел нас к мосту, под которым в небольшой, отгороженной камнями заводи топтал черные полупогруженные в воду кошмы человек в высоких резиновых сапогах. Выплывавший из заводи зловещий темный шлейф вселял сомнения относительно экологической чистоты подобного способа промывки войлока. Мы, однако, деликатно об этом умолчали, ибо хотели познакомиться с мойщиком бурок Магомедом Абдулгаджиевым. Спустя несколько минут, он прополоскал оставшиеся изделия, взвалил их на двух ишаков и бросил нам: — Пошли на комбинат!