Вокруг Света 1991 № 10 (2613) - [10]

— Так что же делать? — в отчаянии спросил я Учителя.

— Быть верным начатому пути и не бояться потерь. Невозможно сохранить то, что имеешь, на тропе восхождения. Но ты должен воспринимать утраты как освобождение от оков привычной жизни. Это майя, которая мешает тебе стать дваждырожденным.

— Но у меня не получается...

— Потому что твои мысли путанны, чувства несовершенны. Научись не думать о пище и сне, стань хозяином ненависти и любви, будь терпелив в ожидании исполнения желаний. И тогда перед тобой откроются новые миры, высокие поля, а дыхание жизни, войдя в твое сердце, будет превращаться в светлую брахму.

— Но может быть, ты ошибаешься, считая меня способным... — с горечью спросил я, — я такой же, как все...

— Нет, ты изменился, ты был уже не похожим на других в день нашей первой встречи. Ведь никто другой в общине не задавался целью сломать скорлупу привычной жизни. Запомни, брахман рождается кротким. Он не должен внушать чувство страха ни одному из живых существ. Это высочайший закон общины дваждырожденных, так же, как закон кшатриев — суровость, держание скипетра и защита подданных. Ни происхождение, ни богатство, не могут считаться заслугой перед нашим братством. Только труд во имя общей пользы в глазах дваждырожденных заслуживает уважения. Это должен знать каждый ученик. Только на этом пути откроются для него врата во второе рождение. Но если ученик ведет себя неподобающим образом, То учитель, желая проявить заботу о нем, не должен прощать его. Дела ждут меня за пределами этой деревни. Но не успеет луна потерять и половины своего света, как я вернусь: Тебя я приговариваю к смирению. Не встречайся с Нандини, выполняй предписанные обряды:.. Свасти! (Счастья тебе!)

Учитель ушел по дороге на север, оставив меня удивляться тому, зачем он употребил восклицание, положенное лишь при обряде жертвоприношения. Тревога-за себя и за Нандини не отпускала меня.

По ее рассказам я узнал, что в деревню несколько раз за месяц наведывались вооруженные всадники из столицы и требовали прислать в город зерно. Крестьяне отправили пару телег, нагруженных доверху, но большую часть урожая закопали в землю, справедливо полагая, что если у них заберут все, то в деревне не окажется никого, кто сможет встретить следующий сезон дождей.

— О том, где спрятано зерно, не знает никто, кроме моего отца и нескольких доверенных членов общины, — сказала мне Нандини, не скрывая, что гордится своим отцом. А у меня сердце сжалось от тревоги.

В последние дни я старался не заходить в деревню, наивно полагая, что беда, приближение которой я ощущал так же явственно, как стук копыт лошадей спешащих всадников, минет меня. Велико же было мое удивление, когда однажды на закате дня в мою ветхую хижину пришел Сомасундарам. Он выпил воды, которую я собрал из медленно сочившего влагу источника, и уселся на сухую траву прямо перед входом в мое жилье. Я ждал, что он скажет, опасаясь, что разговор пойдет о нас с Нандини, но старейшину беспокоили совсем другие мысли:

— Если засуха не прекратится в ближайшие дни, всадники раджи не уедут, не разграбив деревни, — сказал Сомасундарам.

— Мы много трудились в этом году, но судьба повернулась против нас и не в наших силах ее изменить. Жизнь деревни повисла на тонкой нити дождя, но мы не можем повелевать небесами... Это, я слышал, доступно только дваждырожденным... — Сомасундарам, повернувшись, посмотрел мне в глаза. — Ты — дваждырожденный. Поделись тайной, открой священные Заклинания... Нам надо знать...

Я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу — если бы я знал хоть одну тайну, то обязательно рассказал бы.

— Я не могу вам помочь, — сказал я. — Я всего лишь ученик в начале пути.

Сомасундарам грустно кивнул и тихо спросил:

— Как изменить карму деревни?

Вот так же совсем недавно я вопрошал Учителя и услышал в ответ: «Есть только один путь, но ты должен найти его сам... Есть только один путь... Узнай сам», — звучало в моем сознании. И вдруг, словно холодный ветер ударил в лицо среди жаркого вечера, — я постиг ответ.

— Я знаю, как можно изменить карму деревни! — воскликнул я.

Глаза Сомасундарама впились в меня, как вылетевшие из темноты горящие стрелы.

— Мы приходим на свет, не умея ничего, лишь наши родители учат нас возделывать землю и управлять волами. Также и кшатрии не от рождения умеют владеть мечом и конем. Значит, меж нами нет непреодолимых стен, мы тоже можем научиться сражаться. Можно научить крестьян сражаться против кшатриев! Да, вы должны сражаться. Этого не ждут воины раджи, это противоречит вашей дхарме, но это единственный путь отстоять урожай.

Недоверие сменилось на лице Сомасундарама выражением суровой решимости.

— Спасибо тебе, дваждырожденный! Ты дал мне надежду. Я и сам бы должен был принять это решение. Я собираю общину...

Под вечер, на закате солнца, когда крестьяне вернулись с полей и жара спала, мужчины — все полноправные члены общины собрались на центральной площади деревни. Сидели вокруг костра прямо на песке, хранившем тепло дня, и говорили, спорили до хрипоты. И чем больше говорили, тем больше я понимал безнадежность задуманного. Возбуждение ожидания сменилось у меня удивлением, разочарованием, а потом и отчаянием. Старики просто не верили, что возможно пахарю сменить мотыгу на боевой меч.