Вокруг Света 1990 № 08 (2599) - [43]

Многие реакции могут протекать там в атмосфере водорода с легкостью, тогда как на Земле такие же процессы доставляют много хлопот с точки зрения кинетики. Фарли терпел трудности на Титане на протяжении полугода и вернулся с поразительными данными. Но каким-то непостижимым образом почти сразу же, у него на глазах, эти данные начали делиться и затем соединяться воедино уже как открытие Ллуэса.

Коллеги пожимали плечами, сочувствуя ему, приглашали присоединиться к их братству, и Фарли слушал, как другие замышляли акт мести.

Наиболее откровенно высказывался Джим Горем, которого Фарли в какой-то мере презирал: «вакуумщик», никогда не покидавший Землю.

— Ллуэса легко убить,— разглагольствовал Горем,— ведь у него такие неизменные привычки. Например, он ест только в одиночестве. Закрывает кабинет ровно в 12 часов и открывает его точно в 13 часов. Верно? В это время ни кто не заходит к нему, так что яд может отлично сработать.

— Яд? — удивился другой коллега.

— Это самое простое. У нас здесь полно всякого яда. Назови любой — непременно отыщется. В этом плане все о"кэй. Ллуэс съедает один бутерброд из ржаного хлеба со швейцарским сыром и специальной луковой приправой, от которой так разит, что хоть нос затыкай. И после обеда мы еще долго вдыхаем этот запашок. А помните, как он вопил, когда однажды прошлой весной в буфете кончилась луковая приправа? Никто, кроме него, никогда к ней не притронется, так что яд поразит только Ллуэса, и никого другого...

Все это была пустая болтовня.

Фарли решил убить Ллуэса. Это стало у него настоящей манией. Кровь Фарли начинала бурлить при одной мысли о том, что Ллуэса не станет и он сам будет почивать на заслуженных лаврах за все те невзгоды, когда он на скудном рационе кислорода шагал по замерзшему аммиаку среди леденящих ветров Титана.

Но надо было сделать нечто такое, что не причинило бы вреда никому, кроме Ллуэса. И он подумал об атмосферной комнате. Это была длинная, низкая комната, изолированная от остальных лабораторий цементными блоками и огнеупорным покрытием дверей. В нее не заходил никто, кроме Ллуэса, разве что в его присутствии и с его разрешения. Комната не запиралась, но тирания, установленная Ллуэсом, делала клочок бумаги с надписью «Не входить», под которой стояли его инициалы, естественной психологической преградой для любого... А, кроме того, привычка Ллуэса все дотошно проверять, его безграничная осторожность не оставляли никакого шанса. Если что-то сделать с оборудованием, это наверняка будет замечено. В атмосферной комнате была масса воспламеняющихся материалов, но Ллуэс не курил.

Фарли раздраженно думал о человеке, который, казалось, заслуживал справедливой мести: вор, как ребенок играющий с маленькими баллонами, наполненными метаном и водородом, тогда как Фарли использовал их в огромных количествах. Но Ллуэсу доставалась слава, а Фарли — безвестность.

Эти маленькие баллоны имеют каждый свой цвет: водород в красных баллонах, метан в полосатых (черных с белым), азот в коричневых, желтые баллоны содержат сжатый воздух, зеленые — кислород. Целая гамма цветов, уже давно привычных.

И вдруг его осенило. В один миг мысль выкристаллизовалась в мозгу Фарли: он теперь знал, что делать.

Фарли прождал мучительный месяц до 18 сентября — Дня космоса. Этот праздник был наиболее значимым для ученых, и даже неутомимый Ллуэс позволял себе отвлечься в этот день.

Вечером Фарли вошел в здание «Сентрал органик лэбораториз» — так назывался их научно-исследовательский институт — с полной уверенностью, что никто его не заметил. Тщательно закрыв за собой входную дверь, он медленно пошел по затемненным коридорам к атмосферной комнате. Его снаряжение состояло из ручного электрического фонарика, маленького пузырька с черным порошком и тонкой кисточки, которую он приобрел в другом конце города. На руках у него были перчатки.

Труднее всего было преодолеть «запретность» атмосферной комнаты, но, как только он переступил порог, тревоги исчезли.

Фарли направил луч фонарика и — без колебаний остановился у нужного баллона. Сердце его колотилось так громко, что буквально оглушало его, дыхание было прерывистым, рука дрожала. Он засунул фонарик под мышку, окунул кончик кисточки в пузырек с черным порошком. Крупинки его прилипли к кисточке, и Фарли открутил вентиль на баллоне. Потребовались бесконечно долгие секунды, чтобы ввести дрожавший кончик кисточки в отверстие горловины. Он снова и снова обмакивал кисточку в черный порошок и водил ею по отверстию горловины, загипнотизированный своей сосредоточенностью. Наконец, послюнив кусочек папиросной бумаги, он обтер внешний край горловины, испытывая огромное облегчение от того, что дело сделано.

Но именно в этот момент рука Фарли замерла и его охватил тошнотворный страх. Фонарик с грохотом упал на пол.

Дурак! Немыслимый, жалкий дурак! Не дал себе труда подумать и от нетерпения взял не тот баллон!

Фарли схватил фонарик, погасил его и с бьющимся сердцем стал прислушиваться. По-прежнему стояла мертвая тишина, и он частично вновь обрел самообладание, сказав себе, что то, что сделано один раз, можно повторить: потребуются лишние две минуты.