Вокруг Света 1990 № 07 (2598) - [16]

Ветер ровный, курс постоянный. Авралов не предвидится. Время от времени от соседей доносятся взрывы хохота. Вся команда «Груманта» собралась на юте. Юра Колышков улыбается и качает головой:

— Капитан Гайдовский веселит свою команду. Он просто напичкан всякими анекдотами. Эдак их кок Володя Пучкин на продуктах сэкономит...

— И, как всегда, Юра Манжелей записывает капитанские байки на свой «Панасоник»,— добавляет Володя Вишняков, оператор Архангельского телевидения и наш кок.

На палубе «Груманта» нет лишь Юры Лысакова. Он несколько минут назад принял вахту от Наумова и углубился в изучение ходовой карты. Вся навигация сосредоточена на «Груманте», там несут вахту профессиональные штурманы. Дмитриев недавно разговаривал с Лысаковым по «внутренней» связи, интересовался, поймали ли мы, как рассчитывали, попутное течение. Юра сказал, что все идет нормально, если через два дня увидим остров Медвежий — единственный ориентир на пути к Шпицбергену,— то рассчитали правильно...

По-прежнему бушприт, как указующий перст, направлен в океан. По-прежнему штевень бойко сечет волну моря, носящего имя знаменитого голландца Виллема Баренца, который в 1596 году нанес интересующий нас архипелаг на свои карты.

Но еще задолго до него русские поморы не только ходили «ходом груманланским», а и подолгу зимовали на островах, ставили привезенные с материка срубы, жили семьями. Вот почему еще в 1575 году датский король Фредерик II в письме к своему приказчику в Вардё Л. Мунку рекомендовал пригласить в полярную экспедицию русского кормщика Павла Нищица, который «каждый год плавал на Грумант около Варфоломеева дня».

В послании нюрнбергского врача И. Мюнцера королю Португалии Жуану II упоминается «большой остров Груланд» и находящееся на нем «величайшее поселение людей под господством великого герцога Московии». И это в 1493 году, более чем за сто лет до Баренца, в тот период, когда Григорий Истома и другие послы московского князя совершали плавания по «Студеному морю» вокруг Скандинавии в Западную Европу...

Кто сочтет, сколько поморских судов разбито штормами, с холодной беспощадностью раздавлено льдами, унесено в океан и разбросано по отмелям Новой Земли, Скандинавии, Гренландии или бог его знает где еще? Сколько вдов и сирот голосило в безудержном горе по всем берегам Белого моря? Свирепый северо-восточный шторм и нас потрепал изрядно, едва мы миновали остров Медвежий. Чтобы наши суда не раскидало и чтобы не растеряться в тумане, «Груманту» снова пришлось взять коч на буксир.

Второй день вся команда на палубе — каждому хочется первым увидеть Шпицберген, ради которого мы и пустились в столь трудное и опасное плавание. Все пристально всматриваются в плотную туманную пелену, и вдруг белая шапка Шпицбергена на мгновение открылась почти над головой, за облаками — так близко мы уже подошли. Я громко заорал и трижды пальнул из ракетницы — все-таки дошли! — совершенно забыв, что в чужих водах этого делать нельзя. А через несколько минут в просветах свинцовых туч холодно заполыхали в солнечных скупых лучах ледяные вершины Груманта...

Через сутки, подгоняемые легким бризом с берегов Западного Шпицбергена, наши суда вошли в залив Ис-фьорд. Многим нашим далеким предшественникам так и не довелось увидеть этих берегов. Но немало было и таких, кто не просто достигал Груманта и возвращался в родное Поморье. Они закрепили и взрастили в этих, казалось бы, чуждых всему живому местах, культуру далекой родины.

Русские паруса на Шпицбергене! Вот так же, очевидно, входили поморские суда в незнакомую, бухту, майнали парус и крестились, в очередной раз благодаря судьбу: «Пронесло!» На диком берегу какого именно фьорда впервые было нарушено ледяное безмолвие звонким стуком русского топора? На каком мысу вырос строгий силуэт первого поморского приметного креста-исполина? Чьи руки сложили первый бревенчатый сруб и затопили в нем печь? Кто смотрелся в зеркальную гладь ледникового озера, нагнувшись, черпая чистейшей воды, чтобы остудить разгоряченное работой лицо?

Еле заметной россыпью желтых домиков на черной скале появился наконец Баренцбург. Через несколько часов мы уже уверенно стояли на жутко качающейся земле Норвегии. Далекое прошлое как бы обрело реальность и напомнило о тех временах, когда тысячи русских промышленников посещали Грумант в конце XVIII века.

Более ста русских поселений обнаружено на архипелаге. Некогда в крохотных занесенных снегом избушках поморы, напевая тягучие песни родных берегов, чинили снасти, выделывали шкуры, шили одежду и обувь, мастерили нехитрую утварь. И когда начинали ныть натруженные руки, кто-то, наверное, доставал свежевыструганные шахматные фигурки, а кто-то терпеливо втолковывал зуйку азы грамоты, пользуясь деревянной резной азбукой, или обучал тонкостям навигационного искусства; кто-то украшал затейливой вязью распялку для рукавиц, коротая время и увековечивая память о своем времени и своем народе...

Многое сохранилось в земле Груманта с тех дальних времен, но, к сожалению, еще не найдено ни одного более или менее целого подлинного образца поморского коча или лодьи. Не обнаружено их ни в Белом море, ни в Мангазее, ни на Вайгаче, ни на Новой Земле, ни на Шпицбергене. А те ценнейшие останки деревянных судов, которые зафиксированы экспедициями Института археологии и НИИ культуры, не позволяют полностью и достоверно их реконструировать. Конечно, окончательно ответить на вопросы, каким именно был легендарный коч, какими маршрутами ходили поморы на Грумант,— пока еще нельзя. Но эта экспедиция многое нам прояснила. И можно с уверенностью утверждать, что коч Дмитриева обладает необходимыми для такого типа судна качествами и, думается, он не уступил бы многим древним аналогам. Практичность, надежность, красота — вот что может гарантировать историческую достоверность...