Вокруг Света 1990 № 05 (2596) - [2]

Землю в Хойвуке — «Сенном заливе» — на северной окраине города Торсхавна датские предки Валдемара получили в аренду в прошлом веке.

Земли были изъяты датским королем у католической церкви и розданы в аренду крестьянам, которых с тех пор называли — королевскими крестьянами. А фамилию род Валдемара унаследовал от названия участка — Далсгор: «Усадьба, или хутор в долине». Сейчас на этой земле два дома: родовой, во владении Валдемара, и новый — его брата садовника Симона.

Под дождем мы вошли в трехэтажный старый дом. Первый этаж по традиции — складское помещение, у Валдемара здесь и ванная с душем; у многих других — гараж для двух-четырех автомашин. Я не рискнул распределять привезенные из Москвы подарки без Божены, которая должна была вернуться из Греции через шесть дней, лишь вручил дочерям, Медуночке и Маечке, любимые ими тульские пряники.

Младшая дочь Валдемара и Божены, трехлетняя Мирочка, носилась босиком по каменному полу коридора, и, судя по реакции взрослых, это было для нее привычным. Наверное, дети здесь здоровее наших. К тому же воздух на островах не заражен дымами предприятий, а электроэнергия вырабатывается гидроэлектростанциями.

— Мира тебя не будет понимать! — предупредил меня Валдемар.— Наши дети до школы говорят лишь по-фарерски. Датский — первый иностранный язык, второй по выбору — английский или немецкий. Их мало кто толком знает, а уж о твоем норвежском и говорить не чего... — Ну, это ты напрасно,— остановил я Валдемара. — Когда я буду уезжать, Мира будет разговаривать со мной. Стараясь сохранять серьезный вид, я обратился к Мире, подбирая однокоренные норвежские и фарерские слова:

— Говоришь ли ты по-норвежски

вот так: ц-ц-ц?

Лупоглазенькая (вся в папу!) Мирочка посмотрела на меня большими немигающими глазами, с досадой извлекла правой ручонкой соску изо рта (левой держала маленький рюкзачок за лямки) и сказала решительно под смех взрослых:

— Ц-ц-ц!..

Она деловито вытащила из рюкзака коробочку для бутербродов, показывая, что коробочка уже пуста. Няня в детском саду следит, чтобы дети съедали свои домашние припасы,— там еду для детей не готовят. Практичный ребенок!

С утра все покидали дом — Валдемар отводил Мирочку в сад и оттуда шел в гимназию преподавать фарерский и русский языки, обе старшие дочери убегали в школу, я тоже уходил на весь день. В мокром парке Виарлунд, то есть «Скандинавская тайга», который фарерцы разбили более ста лет назад, в искусственном пруду плавают дикие утки, выпрашивающие корм у редких прохожих, выходят на берег и, галдя, идут вперевалку следом. На одном из естественных возвышений дикого парка стоит монумент, воздвигнутый в 1956 году норвежским, скульптором Коре Орудом в память о 212 фарерских рыбаках, погибших в годы второй мировой войны. Рыбаки ловили рыбу для себя, для английских гарнизонов, несших службу на островах с 1940 по 1945 год, и для продажи в Англию. Их расстреливали с фашистских самолетов.

Как-то к вечеру появился Андрэ Никласен — друг Валдемара, с которым мы не виделись лет тридцать.

— Был занят! — сообщил он как ни в чем не бывало, когда вез меня с Валдемаром к себе в гости.— Вот здесь капиталист живет. Его домина стоит миллиона два крон! — Он кивнул на роскошный дом, мимо которого мы проехали.

Я вспомнил об этом позднее, когда через несколько минут увидел своими глазами трехэтажный особняк Андрэ. Внизу стояли три легковые автомашины: японская «тойота» его жены Фредерики, «форд» старшей дочери и автомашина брата, который живет на первом этаже. Жена и старшая дочь — акушерки, сам Андрэ — переводчик с русского и немецкого языков, постоянная его работа теперь — в агентстве печати «Новости» в Копенгагене.

Второй этаж, как обычно, для приема гостей. Третий — для семьи, там лишь спальные комнаты. Стол отменно сервирован женой. хозяина Фредерикой — статной, высокой женщиной; в каждом ее движении — уверенность, подчеркнутое достоинство. Андрэ такой же, как и раньше: спокойный, неразговорчивый и рассудительный.

Но за те годы, что мы не виделись, его коммунистические убеждения заметно изменились. Он понял, что «развитой социализм» в СССР оказался совсем не таким, каким его представляли там, на Фарерах. И сейчас он уже не член коммунистической партии, седьмой по счету на архипелаге.

— Товарищ! — часто спрашивает он меня.— Неужели у вас в стране были концлагеря и все то, о чем пишут в ваших газетах и на Западе,— правда?..

После такого вопроса я удивленно смотрю на него — он-то уже два десятилетия знает, что я сидел в таких концлагерях и вышел оттуда инвалидом!..

Было уже за полночь, когда Фредерика на «тойоте» в сильный дождь доставила меня с Валдемаром к его дому в Хойвуйке — у Андрэ была срочная работа. Впрочем, через несколько дней мы отправились с ним в Чирчубэвура — «Церковный земельный участок».

— Вот дом, построенный Трондюром Патюрссоном — правнуком королевского крестьянина Иоаннеса Патюрссона.— Андрэ ткнул пальцем туда, где стоял добротный бревенчатый дом.

Я знал, что Иоаннес Патюрссон — основоположник фарерского национального движения. Сто лет назад он выступил за культурную автономию, а в 1906 году создал партию самоуправления. Но и имя его правнука Трондюра мне было хорошо известно — в 1977 году на кожаной лодке «Брендан», построенной ирландцами по древним образцам, он в составе экспедиции прошел из Ирландии мимо Фарер и Исландии на Ньюфаундленд. Сейчас в двух рубленых домах Патюрссона разместился музей традиционного интерьера фарерцев XIX века.