Вокруг Света 1989 № 12 (2591) - [7]

Барабаны внезапно замирают, и из каждого выкатываются шары, всего пять штук. Напряжение толпы достигает предела.

Шары медленно раскрываются, и на огромных табло на фасаде здания и на экранах телевизоров появляются пять цифр. Главный, миллионный приз! Найдется ли среди толпы счастливчик? Нет такого. Кругом лишь раздосадованные улыбки, гримасы разочарования. Хотя в такой день, как сегодня, не принято огорчаться: даже если большинство панамцев, каждый в отдельности, сегодня проиграли, то все вместе они выиграли. Ведь огромная сумма, вырученная от продажи лотерейных билетов, пойдет на благоустройство их родного города. А он и в самом деле в этом нуждается.

Восемь мулатов-музыкантов покинули помост, их сменили танцоры. Льется приятная мелодия, и первые пары выходят на середину сцены. За ними — еще и еще.

Панамский танец оказался спокойным, грациозным. Девушки плывут по кругу, быстро перебирая ногами. На них — длинные белые платья с пелеринами, расшитые кружевами и разноцветными орнаментами. На шее — бархатная лента с золотым медальоном, в волосах, у висков — гроздья нежных апельсиновых цветов, перевитых жемчужными нитями.

Юноши, напротив, одеты просто. Белые узкие рубахи с глухими воротничками, черные строгие брюки и шляпы-панамы из тонкой соломки. Через плечо перекинута пестрая вязаная сумка на цветном шнурке. Движения юношей отточены, поступь горделива, смуглые лица озарены белозубыми улыбками.

С наступлением сумерек праздник постепенно затихает. А многие из зрителей завершают воскресный день прогулкой по Центральной улице. Ночью она сверкает, переливаясь огнями рекламы. Из полуоткрытых дверей ресторанов и кабаре льются томные аккорды гитары и дразнящие запахи острых блюд. Без преувеличения можно сказать, что улица еще оживленней, чем днем, еще бойче идет здесь распродажа, только уже другого товара — удовольствий. Азартно торгуются с сутенерами подвыпившие американские солдаты, а за углом, в тени, переминаются с ноги на ногу девицы. Смотрит куда-то в сторону полицейский. Равнодушно проходят мимо спешащие домой служащие, пялят глаза на витрины уже закрытых магазинов зеваки.

Бананы

Разговорчивый Франко в тот вечер словно решил оправдать свое имя («франко» по-испански «откровенный») и изливает душу.

На втором курсе университета он чуть было не попал в сети торговцев наркотиками. Было ему тогда девятнадцать лет. Денег мало, а хотелось иметь больше. Как-то прочел в газете объявление о создании «фирмы по продаже недвижимости». Приглашались компаньоны. Почему бы не рискнуть? Рискнул. Его устраивал первый взнос и головокружительная перспектива, обещанная рекламой: удвоить, а затем утроить капитал в кратчайший срок без какого-либо риска.

Когда Франко прочитал в газете — на сей раз в разделе полицейской хроники — о раскрытии шайки торговцев «белой смертью», которые орудовали под вывеской той самой фирмы, компаньоном которой он стал, то сразу понял, что влип. Предпочел «не возникать». Бросил университет, решил уехать подальше. Выбрал провинцию Чирики, на севере Панамы. Думал устроиться там на банановых плантациях, затеряться, забыться. Оказалось, что работу найти не так просто. Долго бедствовал, пока не подвернулась должность рубщика бананов. Два года провел на плантациях и только потом вернулся в столицу.

Слава богу, его не тронули. И вот уже три года, как служит Франко в посреднической конторе. Но страх до сих пор сидит где-то в груди под сердцем..

Сбор бананов мы снимали, конечно же, в провинции Чирики. Франко знал здесь каждую деревеньку, каждый поворот дороги.

— Вот сейчас минуем этот холм,— кивнул он головой в сторону невысокой горы, поросшей колючими агавами,— и увидим банановые рощи дона Габриэля.

Но первое, что мы увидели, были огромные, высотой с трехэтажный дом, струи воды, брызги которых миллионами огоньков разбивались о стекла нашей машины. Словно гигантский веер серебрился в лучах утреннего солнца, медленно вращаясь вокруг трубы искусственного орошения, захватывая сразу сотни банановых растений.

Дав единственную гроздь плодов ровно через девять месяцев после появления на свет, банановый стебель-трава погибает, оставляя, однако, после себя «пасынков»: рядом со срубленным стволом еще при его жизни пробиваются из земли нежно-зеленые побеги, которые, в свою очередь, через девять месяцев дадут по грозди.

Франко вез нас на ту плантацию, где когда-то проработал два года. Ее владелец дон Габриэль угостил нас холодным банановым напитком и крепким кофе в прохладной гостиной старинного дома, который он унаследовал вместе с плантацией от отца. Хрусталь и серебро, хрустящие крахмалом скатерти и салфетки, свечи в хрупких стеклянных лампах, коричневые фотографии в серебряных рамах — все это как нельзя лучше соответствовало рассказу дона Габриэля о тех уже давних временах, когда главное доходное дело панамских помещиков — выращивание и экспорт бананов — вдруг стало пасовать перед строительством Панамского канала.

Отец дона Габриэля не верил в то, что канал через перешеек будет прорыт. Затею строительных фирм называл не иначе, как авантюрой, и когда столичные друзья звали его в долю, не стал рисковать и отказался. Ну что ж, они выиграли, нажились на строительстве. А он вроде бы проиграл. Но все равно продолжал считать канал делом ненадежным. То ли дело — банановый бизнес. Так считает и сам дон Габриэль.