Вокруг Света 1989 № 06 (2585) - [23]

Профессор Хамель полагал, что это была обычная ошибка. Возможно, он был прав. Но когда голландский исследователь Оудеманс проверил старые карты, то обнаружил, что надпись «Назарет» располагалась не рядом с Маврикием, а недалеко от крохотного островка, который носит на современных картах название Тромлен. О нем известно немногое. И Оудеманс заявил, что додо не может быть вычеркнут из списка живых птиц, покуда не будет тщательно обследован остров Тромлен. Он прав: шанс для маврикийского лебедя нельзя считать утерянным.

Н. Непомнящий

Самострелы на звериной тропе

 

Несколько лет во Вьетнаме работает совместная экологическая экспедиция Академии наук СССР и Национального центра научных исследований СРВ. Один из стационаров экспедиции расположен в тропическом лесу на юге страны, в шестидесяти километрах к северу от городка Анкхе. Советские и вьетнамские ученые заняты здесь исследованием горных тропических экосистем.

Когда я впервые попал на станцию, мне не верилось, что я смогу вынести здесь и неделю. Жара и неимоверная духота, опасные болезни, ядовитые змеи и хищные звери, неизвестные ядовитые растения и кровожадные пиявки, дикие крики незнакомых птиц и зверей — все казалось враждебным человеку. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что по соседству постоянно живут люди — местная народность банар.

Плато Тайнгуен, заселенное банар, занимает обширную территорию на юге Вьетнама в провинции Зялай-Контум и уходит дальше на запад, в Лаос и Кампучию. В отдельных районах этой гористой местности, поднятой на тысячу метров над уровнем моря, пока сохранились девственные тропические леса, в которых бродят слоны, а на восходе и закате солнца над волнами зеленого океана слышны крики гиббонов. Встречаются носороги и огромные дикие лесные быки, сохранились бенгальские тигры. Особый шумовой фон в таком лесу создают яркие, громкоголосые птицы и цикады.

Банар живут в гармонии с природой, и их хозяйственная деятельность не нарушает экологического равновесия, сложившегося в тропиках Юго-Восточной Азии за миллионы лет. Однако цивилизация вторгается и сюда. Это сказывается губительно не только на природе. Самих банар прежде насчитывалось несколько тысяч человек. Теперь их становится все меньше. Часть уходит во вновь создаваемые большие поселки при лесоразработках и в сельскохозяйственные кооперативы, ассимилируясь с пришлым населением. Но кое-кто переселяется все глубже в оставшиеся островки джунглей, сохраняя традиционный уклад жизни.

Вскоре после прибытия на станцию мне пришлось отправиться в соседнюю деревушку, чтобы проконсультироваться насчет предстоящей работы в джунглях. Со мной пошел вьетнамский коллега Сон Кан, неплохо говоривший по-русски.

После первых экспедиций во Вьетнам мои товарищи рассказывали ужасные истории о лесных пиявках. По их совету я тщательно готовился к встрече с этими «чудовищами». Сшил из старой палатки бахилы, обзавелся легкой плотной курткой с завязочками на поясе и на запястьях. Добыл тонкие брюки с «молниями», а не с пуговицами по всем разрезам. Традиционная у нас «энцефалитка» для Вьетнама не подходит — жарко.

Мы привыкли к тому, что пиявки — водные твари. А вот во влажной атмосфере лесов Юго-Восточной Азии они живут и на суше. Наземные пиявки такого же темно-бурого цвета, как наши водные, но обитают в лесной подстилке и нападают с земли, а иногда с травинок и низких кустиков. Правда, есть твари и похуже — зеленые древесные пиявки. Они подкарауливают свои жертвы с кустов и деревьев, расположившись на стволах примерно на уровне плеч и головы человека. Зеленые пиявки норовят впиться в лицо около глаз.

— Вот ты кутаешься, а банар ходят совершенно раздетыми,— сказал, глядя на меня, Сон Кан.— На чистом теле пиявки хорошо видны. Ведь они впиваются не сразу, а ползут, подбираясь к животу, паху, подмышкам, шее, норовя присосаться там, где кожа наиболее тонкая и нежная.

Пока мы шли по лесу, я только и делал, что снимал и сшибал присосавшихся пиявок. Ползущую по телу пиявку, если она забралась под одежду, обычно не замечаешь. Узнаешь о ней, только почувствовав что-то мокрое (это течет кровь) или ощутив посторонний предмет под ремнем или над ботинком (это свернулась шариком насосавшаяся пиявка). Мне приходилось время от времени раздеваться и по тонкой струйке крови отыскивать то место, где только что сидела кровопийца, Прогрызая кожу, пиявки вводят в ранку противосвертывающие и анестезирующие вещества. Поэтому боли нет, а кровь долго не останавливается.

Мы встретили группу банар, и я понял, что деревня уже недалеко. По тропинке, шли мужчины в набедренных повязках, женщины — в цветастых домотканых юбках. Ноги — босы, чтобы ходить бесшумно и чтобы... видеть ползущих по ним пиявок. В руках у каждого панга на длинной деревянной ручке. Как я потом понял, панга — универсальное орудие — нож, и топор, и мотыга. Без панги в лес не ходят — сплетение лиан и колючек далеко не пустит. Пангой легко расчистить путь.

Вот и деревня. Я насчитал десятка два хижин — этаких бамбуковых скворечников на деревянных сваях.