Вокруг Света 1989 № 06 (2585) - [10]

— Вот так и жило наше село,— рассуждал Никола Гёчев.— Горы, лес, овцы давали все — дом, одежду, пищу. Сто тысяч овец держали, а сейчас крохи остались. С тех пор, как мы перестали гонять стада на юг, к Эгейскому морю,— с тех пор и перевелись пастухи. Но не умерла Широка-Лыка! Потянулись люди к учению, уже целые фамилии сложились — врачей, инженеров, художников, музыкантов... Да и государство заботится, чтобы жило село: у нас работает цех завода «Коммуна», что в Смоляне, и отделение «Валентины» — одежду шьют, да человек сто обслуживают музыкальное училище-интернат. Всего в селе 250 домов, около тысячи человек.

А вы о нашем училище слышали? — спросил Никола Гёчев.— О, такое еще поискать...

Он тронул — один за другим — колокола, висевшие около лестницы. Каждый колокол — «чан» имел свой голос. Для большей звучности мастера часто добавляли в сплав серебро: чаны были предметом гордости каждого родопского пастуха. Можно представить, какой перезвон стоял во время кочевья!

Никола Гёчев взялся проводить нас до училища. Мы шли через все село, слева шумела речка, справа взбирались по склону дома. Они напоминали цветы: серый каменный стебель и бело-коричневые лепестки эркеров на фоне зеленых гор. Возле домов играли дети, грелись на солнышке старушки; кое-где во дворах слышался звук пилы; возле одного дома, вокруг плахи-стола с черными бутылками чинно сидели мужчины...

Музыкальное училище стояло на краю поляны. Здание — современное, с широкими окнами — выглядело притихшим, как в дни летних каникул. Мы постучались, нам открыли, и тотчас в просторном вестибюле с натертым до блеска паркетным полом появилась моложавая изящная женщина в строгом костюме.

— Стефка Кушлева, директор училища,— представилась она и добавила с сожалением: — Учеников сейчас нет, они на уборке картофеля. Но классы я покажу...

Кушлева повела нас по просторным чистым коридорам с табличками кабинетов: звукозаписи, народного пения, индивидуальных занятий, болгарской литературы, болгарского языка... До двухсот школьников со всей Болгарии учатся здесь с восьмого по двенадцатый класс, содержание учащихся оплачивает государство. Такое же училище есть еще только в городе Котел, оно старше этого, но подобных училищ, целиком занятых подготовкой специалистов по музыкальному фольклору, нет больше, как утверждала Стефка Кушлева, ни в одной социалистической стране.

— Принцип обучения у нас такой же, как в любой музыкальной школе,— заметила Кушлева,— а как специальный предмет — народные песни и народные музыкальные инструменты: кавал, гадулка, тамбура, гайда.

Я видела эти инструменты в Смоляне, в Историческом музее. Кавал — это длинная свирель, гайда — волынка (она и в Доме пастуха есть), тамбура и гадулка — струнные...

Кушлева рассказала, как трудно приходилось сначала — не было программы преподавания народной музыки, обучали на слух. Потом помогли пловдивские музыканты, Академия наук, стараниями которой собран на сегодня весь фольклор в словах и звуках. Тем не менее ребята ездят по деревням, записывают музыку, и из родных краев каждый ученик после летних каникул должен обязательно привезти запись. Есть при училище и большой ансамбль, выступают в общине, по всей Болгарии, бывают за границей — сейчас вот собираются в Ливию, там много болгарских строителей. «Сегодня надо жить с широко открытыми глазами,— говорила Стефка Кушлева.— Общение помогает больше ценить свое национальное искусство и учит соизмерять его с общечеловеческими ценностями». Работают ребята и в кружке, где восстанавливают и просто изучают народные инструменты. Руководит им

Дафо Трендафилов, опытный мастер, сам делает волынки. Ребята обращаются к нему — бай Дафо, «бай» — значит уважаемый человек.

— Ну а праздники, старинные народные праздники? Ученики принимают в них участие? — спросила я, вспомнив выразительные маски кукеров, что висели в Доме пастуха. Никола Гёчев рассказывал, что раньше в начале марта обязательно устраивали в селе праздник, который назывался «пес-понедельник»: в понедельник, после поста, резали скот, собаки шалели от обилия пищи, бежали за кукерами — ряжеными. Отсюда, видно, и пошло такое странное название праздника. Много было музыки, плясок, кукеры давали представления: их маски, словно человеческие лица, выражали доброту, презрение, иронию, злость...

— Знаете,— сказала Стефка Кушлева, немного смутившись,— еще недавно мы изучали народные религиозные праздники только теоретически. Теперь, когда отношение к ним стало более разумным, начали принимать в них участие. И первый был — колядование. Для ребят это было откровением, для нас — хорошей естественной методой познания фольклора...

За двадцать лет училища в Широка-Лыке и Котеле выпустили 1200 специалистов по музыкальному фольклору — в основном они идут в фольклорные ансамбли. Уже сложилась традиция подготовки таких специалистов. И произошло это благодаря тому, что восстановление исторической и культурной памяти народа рассматривается в стране как дело государственной важности. Скажем, училище в Широка-Лыке создавалось при горячей поддержке Людмилы Живковой, в то время председателя Комитета культуры. И вот еще что любопытно: ребята, как правило, приходят в училище из семей, в которых в прошлом кто-то увлекался музыкой: или бабка была певуньей, или дед играл на волынке... Потом семья переехала в город, музыкальные традиции стали забываться, и вот теперь внук или внучка, а может, и правнучка, возвращаются из интерната в семью и вместе с ними в дом снова входит народная музыка.