Вокруг Света 1989 № 01 (2580) - [5]

Наш словоохотливый собеседник вдруг остановился, распрямил спину и надтреснутым голосом запел какую-то бравурную мелодию. Как выяснилось, это было сочинение местного композитора прошлого века под названием «Играют колокола». Смысл нехитрого текста состоял в том, что люди испытывают подъем духа, когда слышат игру колоколов на бельфорте, они думают о родине и народе.

Тут начался дождь. Мелкие, но довольно частые капли орошали обширную лысину поклонника искусства колокольной игры, однако он продолжал петь, отбивая такт левой рукой. Словно бы в поддержку ему откуда-то послышался бодрый хор. Оглянувшись по сторонам, я увидел группу каких-то юношей, размахивающих флагом с голубым брюггским львом. Должно быть, примерно так же средневековые школяры расходились по домам после веселой пирушки с пением озорных куплетов.

Надо вам сказать, что д"Хукерс немного ошалел от проявленного нами внимания к истории и культуре фламандцев. Извинившись и напевая что-то, он умчался в свою контору и скоро притащил оттуда кучу каких-то проспектов и афишек, которые стал немедленно раздавать нам. Ответный дар — книга о Московском Кремле — завершил нашу встречу. Гид намеревался показать нам весь город, но времени было в обрез, и мы распрощались с патриотом Брюгге Альфонсом д"Хукерсом, горячо пожав друг другу руки.

Напоследок хочу рассказать вам о короткой поездке на родину Тиля Уленшпигеля. Этот эпизод, как вы убедитесь, имел совершенно неожиданный и потому поучительный финал, охладивший мои несколько преувеличенные представления о приверженности фламандцев заветам старины.

В Дамме ведет вполне провинциальная, обсаженная тополями дорога. Справа фермы, слева канал с земляными берегами, поросшими травой. Этот канал используется теперь только для туристских прогулок, но другие не утратили своего транспортного значения и по сей день. На выезде из Брюгге мы остановились перед поднятым железным мостом. Громадная белая баржа медленно прошла перед нами, почти впритирку к берегу.

— Бундесрепублик Дойчланд,— громко прочитал Йорис надпись на борту.

Надеяться отыскать в местном пейзаже какую-нибудь деталь из времен Тиля Уленшпигеля — все равно что пытаться поймать в канале лосося (а это успешно проделывал некогда

угольщик Клаас, отец Тиля). Возможно, лишь нарядный ветряк на бугре выглядит примерно так же, как и его собратья прошлых веков. Ландшафт Фландрии рукотворен, в нем очень мало от природы.

Дамме начинается с прогулочного пароходика, стоящего у причала. Пароходик пуст по случаю отсутствия туристов. Называется он «Ламме Гудзак» и несет на борту изображение жизнерадостного пожирателя сосисок. Рядом же и ресторанчик «У Ламме Гудзака». Полный набор «местного колорита», так сказать.

В Дамме мы пробыли примерно полчаса, и все это время я пребывал в уверенности, что, кроме нас, в городке никого нет. Тишина и покой были не просто патриархальными — первозданными. Пока мы разыскивали могилу Уленшпигеля (или то место, которое принято считать его могилой), нам встретился всего один прохожий.

На обратном пути к «тойоте» Йорис вдруг спросил, отчего я так интересуюсь «этим Уленшпигелем».

Я пояснил, что Тиля у нас хорошо знают. Не говоря уж о многократных изданиях знаменитой книги, существуют кинематографическая и театральная версии легенды, есть даже опера композитора Николая Каретникова. Йорис внимательно выслушал перевод и покрутил головой: «Я не о том спрашиваю. Что он такого сделал, Уленшпигель, что стал таким знаменитым?»

Заподозрив в его вопросе желание проэкзаменовать иностранца, я, как мог, описал заслуги Тиля и даже сослался на мнение Ромена Роллана. Но Йорис и тут оказался неудовлетворен ответом, и после многочисленных уточнений перевода Виктор сформулировал вопрос во всей его обезоруживающей прямоте. Оказывается, наш водитель (студент-лингвист, окончивший ранее, по его словам, и консерваторию) просто интересовался, кто такой Тиль Уленшпигель. Он не знал о нем решительно ничего. Все это выглядело примерно так, как если бы костромич спрашивал у бельгийца об Иване Сусанине, новгородец — о Садко, муромчанин — об Илье Муромце и так далее.

Мы шли по кривоватой центральной улице Дамме, окутанной первозданной тишиной, мимо нарядных вывесок и конфетно раскрашенных домиков с сувенирными кломпами — деревянными сабо — под стрехами, и я конспективно пересказывал своему фламандскому знакомому содержание романа Шарля де Костера. Душа моя, распаленная созерцанием талантливо сбереженной истории Брюгге, медленно остывала, а патриотическое самолюбие, уязвленное при сравнении наших и заграничных достижений в охране старины, ненадолго испытало удовлетворение — мстительное, а значит, недостойное... Потому что неуважение к прошлому недостойно человека, на какой бы земле он ни проживал.

Александр Полещук, наш спец. корр.

Мгла над Тындой

Рейс на Тынду откладывали уже несколько раз. И каждый раз диктор читинского аэропорта добавляла: «По метеоусловиям Тынды»... Наконец взлетели.

У Читы снега не было — весна, но вскоре сопки побелели. Исчезли поселки, дороги, и потянулась долгая однообразная картина: спящие реки, снег, тайга... Потом и их не стало — заволокла густая облачность. Лишь холодное солнце блестело за иллюминатором.