Вокруг Света 1988 № 08 (2575) - [14]

— Сначала «площадка» на тысяче метров, потом снижаемся до двухсот,— объявляет регламент работы сотрудник лаборатории Геннадий Толмачев. (Площадкой аэрологи называют исследуемый воздушный слой.)

Мы проплываем над Томью, полями и перелесками. Вокруг чистота и прозрачность, скрадывающая расстояния, отчего земля кажется ближе. Между тем приборы показывают высокую влажность и разную, в зависимости от высоты, температуру воздуха и большую концентрацию аэрозолей, особенно над рекой. Постепенно от площадки к площадке самолет приближается к земле, к белому кубику полигона.

Здесь уже не видно солнца. Кроны сосен сливаются в сумрачную массу, которую прорезает тонкая зеленая струна лазерного луча. Направленный над речным руслом луч отражается от микрочастичек, находящихся в самом нижнем слое атмосферы. Здесь воздушные токи поднимают испарения ввысь, чтобы высоко над землей под воздействием низких температур они превратились в облака.

Вот почему так важно знать динамику температурных колебаний в многокилометровой толще атмосферы с точностью до тысячных градуса. Сегодня с помощью лазера это можно установить в считанные секунды. Но такое осуществимо только в лабораторных условиях. Не удается пока сделать лидарные установки мобильными и одновременно эффективными анализаторами атмосферных процессов. Поэтому основными источниками аэрологической информации на сегодня остаются самолеты-лаборатории, утюжащие расслоенное на «площадки» небо.

Мы уже около часа кружим над полигоном. На земле теперь ночь, и в ней — большое озеро городских огней, такое же неправильное, как и многочисленные старицы Томи, исполосованное нитками улиц.

Самолет летит над Томском. На развороте ныряем в дымный шлейф, стелющийся из труб ГРЭС. Счетчик показывает двадцатикратное возрастание аэрозолей...

— Уходим на Колпашево,— объявляет Геннадий Толмачев.— Обрабатываем площадки 500, 800 и 1200 метров.

Таких площадок у Геннадия Николаевича за плечами десятки тысяч. В Институте он работает с начала семидесятых. На его глазах прошли все этапы научного взросления авиаэкспедиции. Много сил отдано на испытания лазерных установок в авиаразведке. Нужно было узнать, на что способны передвижные лидары. Результат был далек от аэрологии: с помощью лидаров сегодня отыскивают косяки рыбы в океане.

Медленно проходим вдоль реки над обезлюдевшей тайгой, над брошенными раскольничьими селами, старыми погостами. Редко-редко внизу попадется проселок, ведущий к дальнему полю. Вокруг реки — вековечные следы ежегодных разливов. Замысловатыми изгибами расходятся они от речного русла, отчего Томь выглядит необъятно широкой.

По курсу самолета наплывают большие белые гряды. Тихоходный Ил окунается в белесый сумрак, выплывает и снова погружается. Алые цифры на табло приборов показывают концентрацию аэрозолей за бортом самолета: 40—50 частиц в кубическом сантиметре воздуха — так получается довольно плотное облако. Когда же атмосфера на глаз кажется чистой, капель и пылинок в кубическом сантиметре в десять раз меньше.

— Полгода назад,— наклоняется ко мне Геннадий,— мы летали на другой машине. В общем, такой же Ил, но на нем был локатор, и грозовые фронты мы могли обходить стороной. Списали тот самолет на очередной комиссии, проржавел, говорят. Теперь без локатора, вслепую, можно угодить в грозовое облако, а это не из приятных. Машину бросает из стороны в сторону так, что приходится в потолок руками упираться. В этом году мы здорово у Балхаша покувыркались...

За этот год аэрологи на тихоходном Ил-14 проделали десятки маршрутов от Томска до Дальнего Востока и оттуда до Одессы. Их знают почти во всех больших и малых аэропортах, на взлетных площадках Балхашской степи и в тайге. Но зачем нужны для исследований такие огромные расстояния?

— Небо не разделишь на независимые один от другого квадраты,— объясняет Толмачев.— В атмосфере все настолько взаимосвязано, что ни один штришок, природой созданный или человеком, не остается без ответа. Когда мы из сибирского неба попадаем в серое от гари небо Донбасса, на память приходят самые мрачные пророчества. Выбрасывая в атмосферу такое количество пыли и гари, человек не только отравляет себя, окружающую его природу, но постепенно изменяет климат Земли. Такая малость, как микроскопический аэрозоль, при больших скоплениях может оказаться причиной экологической катастрофы.

Самолет снова врезается в податливую стену облаков, подрагивает, вибрируя двигателями, будто буксует на месте.

— Сейчас мы в тылу воздушного холодного фронта,— говорит Геннадий.— Продвигаясь, он охлаждает находящиеся в нем водяные пары, и они постоянно подпитывают облака. Процесс, как будто бы давно изученный, но на деле все обстоит гораздо сложнее, и, возможно, обилие облаков — результат уже упоминавшейся пылевой агрессии человека.

Толмачев смотрит на часы: пора менять фильтры. За бортом яснеет. Облака отодвигаются, открывая темное пространство тайги.

— Через десять минут пройдем Колпашево,— объявляет Ковалевский,— влажность снизилась. Меньше сорока процентов. Аэрозолей — всего 10. Температура за бортом — плюс восемь.— Он замолкает на мгновение и вдруг весело произносит:— Ну, товарищи, никак опять в облако вошли...