Вокруг Света 1987 № 12 (2567) - [11]

— Мы живем ногами в прошлом, а головой в будущем,— сказал сайла Леонардо.

— А сердцем? — спросил я.

— Сердцем мы всегда на наших островах. Прошлое... Будущее...— задумчиво продолжал Леонардо.— А сегодня? Выход для кунов — в сохранении общины. Но и без школы, без кооператива тоже не обойтись, а то молодежь уйдет навсегда. Трудное, трудное время,— повторил он.— Что будет с нами?

На архипелаге пока весьма прочен запрет на браки кунов с представителями других племен. В этом, по мнению старейшин, чуть ли не единственный путь «выживания» кунов. Девушки пока подчиняются воле родителей, но парни все чаще покидают острова. На перешейке они получают среднее и даже высшее образование, включаются в общественно-политическую жизнь страны, в частности, активно участвуют в студенческом движении, в деятельности демократических партий и организаций. Словом, начинают сознавать себя частью панамского народа и связывать свое будущее с борьбой за социальный прогресс, за демократию.

Эти настроения с каждым годом сильнее и явственнее дают о себе знать на так называемых генеральных конгрессах кунов: один-два раза в год здесь обсуждают и решают религиозные, юридические и административные вопросы.

 

Тридцатилетний Мигель-де-Леон был избран первым представителем народа куна в Национальной ассамблее — высшем органе власти Панамы. Всего от кунов избирается в ассамблею три депутата.

В генеральных конгрессах участвует все взрослое население архипелага — во всяком случае, так это представляется старейшинам кунов. Но в последнее время молодые лидеры все острее критикуют архаичные формы управления жизнью общин, обвиняют старейшин в том, что под предлогом «заботы о сохранении традиций и чистоты нравов кунов» они стараются сохранить свое господствующее положение, разоблачают случаи преследования тех, кто настаивает на демократизации внутренней жизни общин.

Хотя правая печать Панамы замалчивает это усиление демократических тенденций среди кунов, правда об этом все чаще вырывается за пределы генеральных конгрессов. Левые силы решительно поддерживают борьбу передовой молодежи кунов.

Пока историки и этнографы ломают головы над происхождением кунов, пока правительственные органы изыскивают пути и способы «вписать» кунов (как, впрочем, и другие индейские народы) в общий поток социально-экономического развития страны, социологи все чаще приходят к выводу, что в будущем куны, «дети природы», будут полностью ассимилированы панамской нацией. Но насколько болезненной будет эта ассимиляция для самих кунов, в какой степени удастся им сохранить свое «этническое лицо»?

...Переа посмотрел на небо и покачал головой.

— Ярбуруа,— проговорил он.— Идет ярбуруа.

Впервые за весь день его непроницаемое лицо оживилось.

— Ярбуруа — это холодный ветер с гор, со стороны Тихого океана,— заговорил он поспешно, словно кто-то мог помешать просветить меня. — Старики говорят: ярбуруа захватывает воду в реках на «твердой земле» и выливает ее на острова.

Птичий гомон, который весь день раздирал уши, утих, замерли мангры, опутавшие берег. Переа смотал леску, ополоснул руки в теплой бирюзовой воде, взялся за пусковой шнур, и мотор послушно заурчал.

Там, где час назад различался волнистый контур «твердой земли», тянулась хмурая пелена. Лодка ходко пошла по зеленой глади залива. Налетел порыв колючего холодного ветра, швырнул в лицо ледяную пригоршню воды. «Сюрприз за сюрпризом,— подумал я.— Игрушечный самолетик. Племя, живущее в каменном веке. Не хватает еще тропических заморозков».

Наконец лодка ткнулась носом в золотистую отмель Уичуб-Уалья. Жалобно поскрипывали выгнутые ветром стволы пальм. Над «твердой землей» грозными узорами разбегались по черному небу молнии. Едва Переа снял и отнес под навес мотор, как первые капли дождя, прицеливаясь, прошли по крыше. И разом на камышовую гостиницу, на индейские хижины, на притихшие пальмы ринулась стена ливня.

— Успели,— сказал Переа и в первый раз за весь день улыбнулся.— С ярбуруа шутки плохи...

Грозы бушевали над островами всю ночь. Одна пришла с перешейка, другая — с моря. Они столкнулись над крохотным островком и принялись осыпать его громами и молниями. Такого многоводного и затяжного ливня ни до этой ночи, ни позже мне не приходилось переживать ни в карибских тропиках, ни в Амазонии, ни в заоблачных Андах.

Наутро над архипелагом снова сверкало солнце, выжигая белесое небо. Ливни превратили голубые реки перешейка в мутные потоки, вынесли в залив Сан-Блас бурые массы речного ила, который смыл с коралловых атоллов их изумрудные ожерелья.

— Нет, каков ярбуруа?! — сказал Альберто Васкес.— Море запачкал, рыбу отогнал. Рыбачить можно будет дня через два, если море прополощет прибрежные воды.

К сожалению, Сан-Блас не минуют и более мрачные бури: архипелаг приобрел в последние годы громкую славу «транзитного» пункта на маршрутах торговцев наркотиками.

...Их было двое — пожилой, наглый мужчина и девица лет двадцати. Они появились в «Посаде Анаи» поздно вечером. Молча поужинали, молча удалились. На следующий день на острове Порвенир я снова увидел их у края посадочной полосы «аэротакси». Порывы ветра отбрасывали в сторону полы расстегнутой рубашки мужчины, обнажая рукоять заткнутого за пояс пистолета.