Вокруг Света 1987 № 07 (2562) - [4]

Трое под солнцем

«Торнад» обычно начинаются в середине лета и волной прокатываются с востока на запад по всей территории Республики Нигер. В это время каждый крестьянин с надеждой вглядывается в горизонт: не возникнет ли к полудню, в самые жаркие часы, на белесом выгоревшем небе облако в форме наковальни — верный признак надвигающейся грозы? После краткого периода мертвого затишья она начинается страшным порывом ветра, скорость которого достигает 60, а то и 100 километров в час. Столбик термометра мгновенно падает на добрый десяток градусов, и поднявшиеся тучи песка и пыли гасят красное замутившееся солнце.

Под пушечные раскаты грома и вспышки молний на саванну обрушивается лавина воды — за считанные минуты могут выпасть несколько десятков миллиметров осадков. Но бывает, к печали крестьян, что с почерневшего небосклона не проливается ни капли. И еще реже приход «торнад» завершается вот таким тихим, благословенным дождем...

Наша машина взбирается на крутой берег, и перед глазами открывается плоская, как раскатанное тесто, равнина. До самого горизонта, ограниченного сверкающей полосой реки Нигер, видны фигурки работающих людей — идет сев.

Земля этого гигантского поля — крепко прибитая, вязкая — покрыта широкими разводами от внезапно пролившихся и быстро исчезнувших потоков воды. Если ковырнуть землю, на дне ямки увидишь еще не иссякшую влагу — она-то и дала команду начинать посевную.

Недалеко от нас по равнине движутся люди. Впереди высокий пожилой мужчина с мотыгой на длинной рукояти. Он вышагивает по полю, словно большая худая птица, равномерно тюкая клювом-мотыгой в ему одному видимую борозду. За ним — молодая красивая женщина с миской семян в руках. Она идет неторопливо, величаво, и зерна стекают с ее коричневых пальцев в лунки светлыми мерными каплями. Завершает шествие мальчуган лет семи. Ежеминутно подтягивая просторные, на вырост, шорты, он вдавливает босой пяткой семена поглубже и притаптывает землю. Так и идут они по полю: тюк, кап, топ...

— Посмотрим поближе? — предлагает мой спутник, останавливая «лендровер».

В это небольшое путешествие на сорок километров от столицы Республики Нигер — Ниамея — я попал благодаря своему новому знакомому — канадскому кооперанту Пьеру Дроссару, с которым мы встретились в Национальном центре ремесел. Он преподавал там... гончарное дело. В деревню Бубон он привез меня, обещав показать мастериц, до недавнего времени превосходно работавших без гончарного круга.

Мы вылезли из машины и направились к троице сеятелей. Мужчина, как и пристало ему, сохранял полную невозмутимость, а вот с его помощниками происходило что-то непонятное. Мальчишка смотрел на нас, тараща глаза и забыв подтягивать свои безразмерные шорты. Что касается красавицы, то она просто кисла от смеха. Как выяснилось, реакция эта была вызвана головным убором моего спутника.

Дело в том, что, отправляясь из родного Квебека в Нигер учить африканцев лепить горшки, Пьер раздобыл где-то старинный пробковый шлем, без которого, по его мнению, в тропиках не жизнь. Эта некогда популярная среди колонизаторов и карикатуристов деталь тропической униформы исчезла с появлением в Африке автомобилей, дезинсектов и кондиционеров. Лишь старики еще помнят усатых джентльменов и месье в пробковых шлемах с противомоскитными сетками; для африканцев помоложе сей головной убор теперь так же несуразен и смешон, как цилиндр при эскимосском костюме. Прибавьте к тому очки в тонкой оправе, всегда всклокоченную бармалейскую бороду Пьера, его рост — что называется метр-с-кепкой, пардон, со шлемом,— и смех женщины станет понятен...

Африканское семейство, вернее, небольшая его часть — глава рода с одной из жен и сыном,— было занято севом проса. Остальные члены многочисленной семьи Сидику Гарба — так звали мужчину — тоже были в поле. Торопились управиться поскорее, чтобы дать зернам возможность воспользоваться каждой каплей влаги, сохранившейся в почве. Этого запаса хватит ненадолго, а если следующий дождь, как это часто бывает, пройдет лишь через месяц-полтора, то молодые, едва поднявшиеся ростки испепелит немилосердный зной. Недаром в Нигере говорят: «Здесь солнце берет свою часть урожая...» Повезет с погодой — быть Сидику Гарба с хорошим зерном; нет — собрать бы хоть сам-два.

У нигерского земледельца, помимо солнца, множество и других врагов: налетит саранча или вернется недавно столь долгожданный «торнад» — смоет, зальет жидкой грязью молодые посевы. И всматривается крестьянин, уже со страхом, в небо: не появится ли в нем ближе к полудню безобидное с виду облачко в форме наковальни?

Женский род мужской профессии

В столь горячую для полевых работ пору в деревне остались лишь старые и малые. На улицах было непривычно тихо, лишь кое-где во дворах за плетеными заборами раздавался глухой стук дерева о дерево, безошибочно указывающий на приближение обеда.

Выдолбленная из цельного ствола ступа и увесистый пест — такие же неизменные атрибуты местных стряпух, как сложенный из нескольких камней очаг и целое семейство закопченных горшков и котелков около него. Измельченные зерна и клубни, обработанные затем самыми невероятными способами и сдобренные огнедышащими соусами, составляют основу западноафриканской кухни. В этом районе Сахеля главная продовольственная культура — просо. Что бы ни стряпали из него — лепешки, жидкую подслащенную кашку для детей, светло-коричневое легкое пиво и еще десятки блюд,— этому предшествует долгая утомительная работа. Легко ли натолочь муки на большую семью!