Вокруг Света 1987 № 06 (2561) - [8]

— Доскам лет двести, не меньше,— замечает Миша Данков.— Что, пора строить коч, капитан?

Виктор отвечает с разумной осмотрительностью морехода: «Построим, дай сначала вернуться...»

 

Шойна. Красная рыба семга

 

В устье реки Шойны заходим, ориентируясь по вешкам, без которых могли бы его и не заметить,— устье теряется в изрезанных песчаных берегах, маскируется той же серебристой рябью, что и Белое море, прячется за желтыми дюнами. Как и в Кузомени, песчаные берега здесь — тоже дело рук человеческих, только не такое давнее.

Мы шли вдоль берега реки, по щиколотку утопая в песке, и разговаривали о судьбе этого поселка со старейшим жителем Шойны — Федором Семеновичем Широким. Федор Семенович — полвека в Шойне, хорошо помнит времена, когда в поселке жило почти две тысячи человек действовал свой рыбозаводик, а колхозные баркасы брали полные невод и тралы на канинских тонях. Рыбы было столько, что порой тянули трал прямо у самого устья. А с пятидесятых годов все вдруг пошло наперекосяк: уловы резко снизились. Вычерпали рыбу тралами: видно, не по миске ложка оказалась. И те же тралы судя по всему, сдвинули камни на дне, порвали придонную растительность — и пополз из моря на берег песок...

Невеселый рассказ Федора Семеновича оборвал всплеск — мощный резкий, наполненный каким-то погремушечным шелестом. И тут же второй шлепок, почти сразу за первым. Я повернулся — на воде расходились круги.

— Семужка сыграла! — просиял Федор Семенович.

Сердце сразу заколотилось, и мысленно выбранил себя за то, то вышел на реку без спиннинга. Вспомнились слова известного натуралиста прошлого Л. П. Сабанеева о том, что для рыболова выудить семгу — все равно что охотнику застрелить льва, но тут же охладило сознание, что ныне семга для любительского лова — табу...

— А разве заходит в Шойну семга, Федор Семенович?

— Почему же нет? Она, почитай во все канинские реки заходит. И в Несь, и в Чижу, и в Шойну, и в Сегжу. Вот же — само название говорит. Меньше ее стало, конечно, все берем и берем... Хотя, я слышал, и разводить ее пробуют на той стороне?

Да, на Терском берегу, в Умбе, и в Карелии, в Кеми, действуют рыбопитомники, где инкубируют мальков семги, выращивают их до трехлетнего возраста и только тогда, мало-мальски подготовленных к самостоятельной жизни, выпускают в реку. Выпускают мальков ежегодно сотнями тысяч, но сколько их добирается до моря, а тем более сколько возвращается в родные воды на нерест, неизвестно. Директор рыбопитомника в Умбе Юрий Михайлович Чегодаев с грустью рассказывал, что в желудке одной пойманной щуки — а щуки в Умбе, закрытой для рыболовов-любителей, развелось множество,— нашли однажды до 150 семужьих мальков. Это при себестоимости 14 копеек штука! Совсем неплохой щучий завтрак — ценой в 21 рубль... Но и ту семгу, что избежит щучьих пастей и чаячьих клювов, на северных морских пастбищах подстерегают ловушки и сети скандинавских рыбаков. Пораженный столь «альтруистическим» производством, я с надеждой спросил тогда умбских ихтиологов, наверное, и нашим рыбакам, в свою очередь, попадается семга, разведенная в Скандинавии? «Может, и остается,— услышал я в ответ,— только, например, в Норвегии семгу выращивают сразу до товарного веса в специальных морских садках. Почти без потерь, но уж очень это дорогой процесс!» Конечно, рыбоводы рады бы внедрить современную технологию, но для этого их руководство должно переставить акценты и говорить: «Дорогой процесс, но зато почти без потерь...»

И все же, напрягая из последних сил свои скромные мощности образца сороковых годов, беломорские рыбопитомники делают что могут, и по-прежнему, хоть и сильно поредевшие, стаи красной рыбы поднимаются каждый год в исконно семужьи реки: Умбу, Варзугу, Семжу, Мезень. А рыбаки, следуя рекомендациям ихтиологов, ловят теперь по научно-обоснованному режиму, через день поднимая в реках сети и пропуская вверх по течению идущую на нерест семгу — самую могучую, самую красивую, самую быструю рыбу Севера. И самую вкусную.

— Семужку красной зовут не только за мясо, но и за пригожесть. Без семги и представить себе Поморье трудно. Как луг без травы или лес без деревьев,— говорит Федор Семенович, приглядываясь к сверкающей ленте реки.— Смотри, вон там сейчас сыграет!

В том месте, куда указывает Федор Семенович, вода вдруг расступается, и из нее плавно, будто космический корабль на старте, поднимается серебристое рыбье тело. Показывается широкий хвостовой плавник, и тут рыба изгибается, мощно ударяет хвостом и на метр взмывает в воздух. В полете она вибрирует, словно отряхивает с себя капли, затем переворачивается и, шлепнувшись о воду тугим боком, исчезает в фонтане радужных брызг.

— Что, красна рыба семужка? — спрашивает Федор Семенович.

— Красна,— отвечаю я, не в силах отвести глаз от реки, где ходит, а может, сейчас снова «сыграет», семга.— Ох, красна...

 

Архангельск. В гостях у Ксении Петровны Гемп

 

«Полярный Одиссей» спускался на юг. По левому борту проплывали и исчезали за горизонтом беломорские берега — Канинский, Конушинский, Абрамовский, Летний, остров Моржовец, село Нижняя Золотица,— и все реже становились туманы, все теплее припекало солнце, словно решив отогреть нас после Заполярья.