Вокруг Света 1986 № 11 (2554) - [14]

И еще здесь много хищных птиц. Их-то мне очень и хотелось посмотреть. В последние годы в заповеднике начали развешивать для них искусственные гнездовья — дощатые ящики, напоминающие скворечни. И некоторые пернатые хищники стали в них селиться.

Все началось с находки орнитолога Евгения Александровича Брагина. Однажды в стволе сломанного дерева он увидел жилое гнездо пустельги. В этом ничего необычного не было, Брагин знал, что пустельга может строить гнезда в дуплах деревьев. Но неожиданно подумалось: «А что, если подыскать в бору хорошие гнездовые участки, чтоб рядом была степь, где птицы охотятся за грызунами, и повесить на стволах деревьев деревянные ящики? Чем-то они должны напомнить пернатым расщелину сломанного дерева. Может, и загнездится в них пустельга...» Эта мысль увлекла Брагина.

Учитывая размеры птиц, Евгений Александрович сколотил несколько ящиков, развесил их на деревьях и стал ждать весны.

— Пустельга не поселилась в ящиках. Вероятно, чем-то не угодил ей при строительстве,— рассказывал Брагин.— Зато другие соколы — кобчики отложили в них яйца и вывели потомство. Теперь я точно знал, что хищники могут жить в искусственных гнездовьях.

Всю зиму я строгал, пилил, сверлил, сколачивал новые ящики. Делал их разных размеров, да и формы менял — одни были вертикальные, другие горизонтальные. К весне развез по заповеднику и укрепил на деревьях. В них снова загнездились кобчики. Лишь через год, когда в лесу еще прибавилось ящиков, в них стали селиться и другие птицы — чеглоки, пустельги, а чуть позже и ушастые совы.

С Евгением Александровичем Брагиным мы шли по Наурзумскому бору. Пахло смолой, под ногами трещали ветки. Вдруг негромкое пение дрозда заглушил тревожный крик пустельги. Птица, застыв в синеве неба, быстро махала крыльями и пыталась пикировать на нас.

— Здесь у нее начинается гнездовой участок,— заметил Брагин.— А на той сосне,— Брагин показал на кряжистое дерево,— ее дом. Недавно я в него заглядывал, птенцов кольцевал.

Метрах в трех от земли, на сучке, висел ящик без крышки и летка. Это и было жилище пустельги, громко покрикивающей на нас сверху. Из ящика то и дело высовывались серовато-коричневые птенцы.

— Через неделю-другую на крыло встанут и разлетятся,— пояснил Брагин.— Здесь недалеко чеглок обосновался, но его не стоит тревожить — птенцы совсем маленькие, недавно вылупились, еще опериться не успели. Но вот по соседству живут новоселы, на них поглядеть можно.

Из домика ушастой совы на стволе березы за нами наблюдал большой птенец. Брагин открыл полевую сумку, порылся в ней, достал гирлянду колец-меток.

— Ну-ка, давай окольцуем тебя и твоих братьев. Это совсем не страшно...

Когда на когтистых лапах птенцов были закреплены кольца, орнитолог опустил малышей в ящик, а номера меток занес в дневник.

— Тут поблизости построил гнездо орел-могильник. Посмотрим? — предложил Брагин.

Я знал, что эта редчайшая птица занесена в Красную книгу, и потому спросил:

— Сколько же их в заповеднике?

— Двадцать пять — тридцать гнезд. Наша популяция, пожалуй, крупнейшая в стране. Да и балобанов у нас больше, чем где-либо,— добавил Брагин.— Каждый год более двух десятков гнезд они обживают на территории заповедника. А она у нас невелика—около 90 тысяч гектаров.

Гнездо орла-могильника мы увидели издали. На вершине сосны из груды сучьев торчала бурая голова самки.

— Птенцов кормит. Иди сюда, присаду посмотри,— позвал меня Брагин и показал на толстую ветку соседней сосны.— Здесь ночует самец. Здесь его столовая, отсюда он несет добычу в гнездо. Такое место называется присадой.

Присада для орнитолога — ценный источник информации. Под ней он находит остатки трапез хищника. Это семейство могильника недавно съело тушканчика, и осталась от него лишь лапка с коготками...

Сокол-балобан тоже давно внесен в Красную книгу. Орнитологи полагают, что у нас в стране живет их около тысячи пар. Не случайно балобан стал одним из обитателей питомника по разведению редких хищных птиц, что находится под Рязанью в Окском заповеднике.

Жилище балобана устроено было на сломанной сосне. Мы его рассмотрели с наблюдательной вышки, которую специально соорудил Брагин в нескольких метрах от гнезда. Небрежно сваленные сухие ветки — вот и все гнездо. По ним ходили, перепархивали молодые соколята.

— Балобан — строитель никудышный. Чаще занимает старые гнезда ворон и грачей. Бывает, что и хозяев из жилья прогоняет. Даже могильника может выселить,— объяснил Брагин.

— Орел крупнее сокола, да и сильнее его,— усомнился я.

— Балобан проворнее. Сидящий на яйцах орел-могильник панически боится пролетающего мимо сокола, сжимается, старается не шелохнуться.

Откровенно говоря, в лесу за один день мне никогда не приходилось встречать столько хищных птиц. Это и заслуга сотрудников заповедника, охраняющих тишину и покой здешних мест, и, конечно, результат успешных экспериментов орнитолога. Евгений Александрович пришел к выводу, проверив это на пробных площадях, что хищники заселяют искусственные гнездовья лучше, чем естественные, выше и плодовитость кладки. А главное, ящики можно приближать к местам охоты соколов, к скоплениям их основной добычи — грызунам. Правда, в степях нет естественных лесов, но есть лесополосы, и Брагин мечтает проверить: загнездятся ли в них хищные птицы?