Вокруг Света 1986 № 05 (2548) - [42]

Существовали считанные пункты контакта подземных плоскостей, где находились автоматизированные предприятия, с верхними, наземными, где обитали люди. Правда, в каждом магазине-хранилище имелась подъемная решетка, на которой снизу подавались заказанные по специальной шкале товары и продукты — причем немедленно и безошибочно. Со времени введения этой системы не было больше недостатка ни в чем, равно как и причины эту систему изменить. Любое изменение способно вызвать аварии, заторы, неисправности, а значит, и недовольство, волнения, бунты. Все следовало оставить как есть, «заморозить», и каждый разумный человек должен был с этим согласиться. Поскольку вся система автоматизированного производства и ремонт производила автономно, людям незачем было ее касаться. «Галли» (Галли — сток (англ.).), как называли входы в подземные регионы, потеряли свой смысл и назначение. Их замуровали, и вскоре все забыли уже, где они — покрытые теперь толстым слоем цемента — находятся под высотными зданиями, площадками для игр, под уличными мостовыми или под зеленью лужаек в парках.

Только чистой случайностью можно объяснить, что Джеймс все-таки обнаружил один из галли — в зоосаде, на дне огромного аквариума, искусственно воссоздающего частицу Южного моря с его причудливо окрашенными подводными обитателями. Посетители могли познакомиться с этим миром, опустившись вниз в самодвижущихся сосудах, напоминавших стеклянные водолазные колокола. Сидишь в кресле-раковине, вокруг плещется зеленая вода, а ты, включив двигатели бесшумно и легко скользишь по этому подводному великолепию. Во время одной такой прогулки Джеймс обратил внимание на крупную толстую рыбину, которая, лежа на боку, зарывалась в придонный песок. Когда поднятые ею облачка песка улеглись, перед его глазами открылся вдруг металлический обод, охватывающий крышку, на которой еще можно было разобрать слова: «Вход воспрещен!»

В этом подводном лазе Джеймс видел последний шанс разгадки тайны. Проведя в своей квартире ночь без сна, измученный страшными видениями, он на другой день отправился в зоосад и сел в стеклянный «колокол». Ему пришлось долго искать нужное место, он снова и снова опускался на дно и включал на полную мощность сопла двигателя, которые гнали волну и смывали придонный песок.

Едва обнаружив галли, Джеймс сразу посадил прямо на него «колокол». Потом достал из внутреннего кармана широкого пиджака лазер на батарейках и направил сильный тонкий луч на напольную панель из искусственного стекла. Его расчеты оправдались: жара хватило, чтобы расплавить материал. Он описал круг несколько большего диаметра, чем внешний обод крышки галли. Когда осталось растопить слой стекла по окружности на какие-то несколько миллиметров, поднял «колокол» над галли, а потом резко опустил. Весь расчет сводился к тому, чтобы выпуклая крышка галли ударила по наведенной обжигом окружности стеклянной панели и та отскочила. В «колокол» просочилась вода, но немного. Куда больше Джеймса беспокоило внезапно возникшее давление на барабанные перепонки.

Джеймс быстро смел песок с рукоятки замка и рванул ее на себя. Крышка приподнялась, и вовнутрь хлынул поток воды: искусственная прокладка оказалась не столь плотной, как полагал Джеймс. Но это его не тревожило. Он проскользнул в проем галли, нащупал ногами ступеньки лестницы. Спускаясь ниже, достал карманный фонарь, но он ему не понадобился: стены помещения, в которое он попал, были покрыты светящимися полосами. Джеймс накрепко закрыл крышку галли, чтобы прекратить доступ воды. А потом огляделся в этом мире, более чужом для него, чем самый отдаленный уголок планеты.

С чем он до сих пор сталкивался в жизни? С обыкновенными бытовыми приборами и аппаратами, удобными и простыми в обращении. Он распотрошил лишь некоторые из них, и те схемы, механизмы и конструкции, в которых он разобрался, были бесхитростны и безопасны. Зато открывшиеся теперь перед ним перспективы просто поражали воображение. Здесь незачем было ограждать пугливого человека от внутренней жизни машин. Сквозь стеклянные стены можно было увидеть бесконечной длины помещения, в которых мириады элементов схем и органов переключения соединялись в агрегаты высшего порядка, обладавшие какой-то необъяснимой красотой. Эти узоры из элементов были объемными и уходили в неизвестную даль, а рядом бежала узенькая пешеходная дорожка — анахронизм из тех времен, когда за машинами наблюдали еще люди.

Это был действующий организм. Движения почти не увидишь, разве что изредка повернется потенциометр, дрогнет реле, рамка належится на растр; причем это никогда не было явлением единичным, а повторялось сто — и тысячекратно — со всеми элементами одновременно или с переменой ритма. И вместе с тем этот впечатляющий процесс оставлял ощущение какого-то нематериального напряжения. Где-то тихо жужжало, где-то посвистывало или пело; идя по дорожке, то ощутишь теплое дуновение, то запах озона, графита или машинного масла.

По пешеходной дорожке, металлической пластине на тонких распорках, как бы зависшей над полом, Джеймс шел все дальше мимо загадочных конструкций из металла и пластика, хрусталя и стекла. Он вслушивался во тьму, но в тихом шелесте, в который сливались все эти неразличимые звуки, не ощущал ничего человеческого. Временами ему чудилось, будто он увидел чью-то тень, но всякий раз ошибался.