Вокруг Света 1984 № 04 (2523) - [30]

В назначенный час рано утром в условленном месте за городскими воротами он встретился с Рауфом. Его наставник сегодня буквально источал радость. Рауф облобызал Каюма, мягким жестом остановил его доклад:

— Вижу, ты все сделал как надо! Молодец. Свершилось богоугодное дело, и оно зачтется тебе там.— Он поднял глаза к небу и удовлетворенно хмыкнул.

Каюм торопливо кивнул, насторожился. Хватит уже этому белоручке толковать о боге. Лучше бы расплатился с ним сполна, как обещал. Но Рауф не спешил. Обойдя полянку, он раздвинул кусты и, убедившись, что их никто не подслушивает, сел на траву, повелительно указав на место подле себя.

— Теперь рассказывай все по порядку. Как было дело?

Будничным голосом, избегая деталей, Каюм передал ему события минувшей ночи. Рауф слушал внимательно, хотя глаза его были закрыты, а лицо обращено к солнцу. Со стороны могло показаться: сидит человек, бездумно греется на нежарком солнышке. А Каюм между тем готов был поклясться, что ни одно его слово не осталось без внимания. Нутром своим чувствовал Каюм, что он отныне и навсегда будет во власти этого человека с вкрадчивым голосом и характером, похожим на острую тугую пружину — тронь, и пронзит насквозь.

— Ты все хорошо сделал, дорогой брат,— протянул слащаво Рауф, а глаза смотрели холодно, недоверчиво, брезгливо.— А теперь, дорогой брат, дай-ка сюда бумажник.

Каюм невольно вздрогнул, с его губ чуть было не сорвались слова обиды.

— О, ты неправильно меня понял,— поспешно успокоил Каюма Рауф.— Деньги оставь себе, а документы отдай — так будет лучше для тебя. Вот и хорошо. В придачу на, возьми еще десять тысяч афгани,— и протянул ему пачку новеньких банкнотов.— А ты смышленее, чем я ожидал,— вдруг рассмеялся Рауф.— У другого духу не хватило бы посреди улицы обшаривать карманы убитого. И свидетеля ты правильно догадался ликвидировать, мальчишку этого. Умница, смельчак, настоящий герой. И вот что,— тут Рауф улыбаться перестал,— хватит тебе заниматься всякой уголовщиной, недостойной мусульманина. Хочешь вступить в ряды борцов за истинную веру?

— А что мне там делать, Рауф-саиб?

— Примерно то, что сделал минувшей ночью. То есть,— поправился Рауф,— каленым железом выжигать скверну, бороться за чистоту веры, за угодный аллаху порядок на нашей древней земле.

— Раз так, я готов,— согласился Каюм. А сам подумал: «Если можно хорошо зарабатывать, то отчего же не пойти?»

Рауф будто подслушал его мысли:

— Нуждаться ни в чем не будешь.— И уже окончательно обрадовал Каюма: — Помогу подобрать тебе подходящих парней, дам деньги, оружие. Только...— он сделал паузу и опять холодно, повелительно, свысока посмотрел прямо в глаза,— только сначала ты уедешь. В Пакистан. Вот адрес. Вот письмо. Там тебя будут ждать.

Сам не заметил Каюм, как в пояс, по-холуйски, стал кланяться Рауфу.

...Вот уже шестой месяц Каюм в Пешаваре. Правда, сам город он толком так и не рассмотрел. Приехал сюда, пошел по указанному адресу — это оказался двухэтажный дом за длинным глухим забором. Постучал в калитку, его впустили. И началась для Каюма необычная жизнь. Сначала с ним занимался человек, назвавшийся Фархадом. Он без малого целый день расспрашивал Каюма, интересовался самыми мелкими, как казалось Каюму, деталями его похождений. Однажды, например, совсем сбил с толку:

— Так где, говоришь, похоронен твой дядя? В Герате?

— Почему — похоронен? Разве я утверждал, что он умер? — вскинулся Каюм.— Мой дядя живет в кишлаке Туркони-суфло, в доме по соседству с отцом.

— Ах да, извини,— ничуть не смутившись, поправился Фархад. Достал из-под телефона чистый лист бумаги.— Сможешь нарисовать план кишлака? Дом отца, дом дяди, мечеть, майдан?..

И пока Каюм, дрожа от напряжения, старательно изображал на листе расположение домов, Фархад продолжал свой допрос:

— Как поживает Рауф? Где ты с ним встречался? Что он тебе говорил? Что ты ему отвечал? Знаешь ли ты, куда он тебя направил?..

Каюм добросовестно отвечал, то и дело отрываясь от рисования. Он с самого начала понял, что на попятную тут не пойдешь. И вообще шутки здесь плохи — это стало ясно, как только калитка в заборе, пропустив его, захлопнулась, а стоявший возле мрачный охранник навел дуло автомата. У дверей дома, казавшегося мертвым, его и встретил этот Фархад, сразу проводил в комнату, плотно запер за собой дверь. Ни чаю не предложил, ни отдохнуть с дороги. А потом, когда вернулся, сразу затеял эту волынку с допросом.

— Пожалуйста, вот план, Фархад-саиб.

Тот взял бумажку и — обидное дело,— даже не посмотрев на нее, бросил в ящик стола.

— В ваших краях, я слышал, охота хорошая? Горные куропатки, лисы...

— Хорошая, Фархад-саиб. Очень хорошая охота,— с подчеркнутой готовностью разулыбался Каюм. Не ожидая подвоха, он решил, что раз речь зашла об охоте, то, значит, все в порядке.

— И ты охотился?

— Да, я метко стреляю.

— И отец?

— Конечно, Фархад-саиб. Он и меня к ружью приучил.

— И дядя, наверное, тоже постреливает?

— И дядя...— заискивающе продолжал улыбаться Каюм, а сам видел, как у собеседника, словно у зверя перед прыжком, хищно сужаются глаза.