Вокруг Света 1983 № 12 (2519) - [45]

— Есть она на самом деле или нет, точно сказать не могу, — признался он. — Самому видеть не доводилось, но от людей, что ее встречали, слышал.

— Может, это сойка-альбинос? — предположил я.

— Не знаю, — приятель пожал плечами.— У айнов была легенда о белой сойке. Будто первый день на земле пробудился от ее крика. Захотелось солнцу увидеть, кто его зовет, и оно поднялось над землей, прогнало вечную ночь. С тех пор солнце поднимается каждое утро, заслышав крик белой сойки...

...Может, я на минуту задремал и не услышал крика загадочной птицы. Когда открыл глаза, над сонной долиной таяли желтые и сизые туманы. Рассвет уже сушил травы и листья. Перекликались рябчики. Ссорились растрепанные вороны. Неподалеку, в ольшанике, звонко зачастила проспавшая рассвет кукушка.

Я замер и загадал: если под ее счет выглянет солнце, значит, белая сойка все-таки есть.

Кликнула шесть, кликнула семь раз кукушка, и над сопками показалась огненная полоска. И ватага солнечных лучей ринулась в долину.

Старый тис лихо стряхнул остатки дождя и широко и молодо распрямил ветки. Потянулись к солнцу мечтательные синие ирисы. Из зарослей айнской черемухи выскочила мокрая облезлая лисица. Отряхнулась, заметила меня и шмыгнула в ольшаник.

Мокрая лисица, зря испугалась! В это утро я не стану заряжать ружье. Я иду искать белую сойку. Не ты ли, лисица, выведешь меня на тропу, что приведет к ней?

В детстве я мечтал попасть в такие места, где рыбы видимо-невидимо, а вокруг на много километров — ни одного человека с удочкой.

И вот иду по сахалинской земле мимо лесных, не отмеченных на картах рек и озер. Сбылась мечта! Хочешь, на зарю иди, хочешь, на закат — едва ли встретишь человека. А рыбы в сахалинских таежных реках и озерах — видимо-невидимо.

Во время привала в течение десяти минут поймал на спиннинг двух небольших тайменей. Хотел еще сделать заброс, но вдруг остановился, задумался. А зачем мне столько рыбы?

Пропал интерес к рыбалке. Чего-то в ней не хватало.

Долго размышлял, наконец понял: людей не хватает! Некому показать свои трофеи, не перед кем похвастаться, не с кем поделиться уловом.

Хотел в последний раз забросить удочку. Вдруг вижу большую тень на воде. Поднял вверх голову. Кружит над рекой орлан-белохвост.

— Этот рыболов не хуже меня будет, — решил я.

А орлан выставил вперед когтистые лапы и ринулся к воде. Сейчас подхватит своими когтями рыбу!

Но тут случилось что-то неладное. Машет орлан огромными крыльями, а взлететь не может. Скользит по реке, будто на водных лыжах катается.

Что произошло? Дергается орлан изо всех сил, а никак не оторвется от воды.

Наконец заметил и я темную спину рыбы. Что за рыба — не пойму, только по спине вижу — большая.

Пожадничал орлан, не по силам добычу выбрал. И поднять рыбу не может, и когти убрать нет сил — слишком глубоко вонзил.

А рыбина тоже бьется, хочет уйти на глубину, утопить птицу, да не выходит — орлан вверх тянет: силы равные. Так и мечутся по воде рыба и птица.

Но вот орлан еще раз рванулся вверх и освободил свои когти.

Рыба от радости плюхнула хвостом и ушла на глубину. А орлан так устал, что еле-еле долетел до берега. Уселся на песчаном откосе, растопырил крылья и глаза выпучил. Посидел, отдохнул и дальше полетел. Не захотел больше на этой реке ловить рыбу.

Говорят, первый желтый лист на дереве появляется в самую короткую ночь, в соловьиную ночь.

Я увидел такой лист на березе. Он прятался за зелеными листьями и, казалось, ворчливо нашептывал: «Скоро осень, скоро все вы пожелтеете. Скоро осень... осень... осень...»

Я слушал и не мог понять, что в его шепоте: безысходность или мудрое предостережение?

Сахалинские леса во всех направлениях прорезаны тысячами узких тропинок. Они пересекают горы, ведут к переправам через реки, вьются среди ягодников, уводят в самые потаенные чащи. Это медвежьи тропы.

Повстречаться с сахалинским медведем довелось и мне.

Из приземистого, исхлестанного ветрами ельничка прямо мне под ноги выкатился медвежонок. Первое мгновение я даже не мог понять, что за зверь оказался передо мной. Малыш тоже растерялся, склонил набок голову и с удивлением стал разглядывать меня. Взгляд был открытый и добродушный. Я, наверное, показался малышу безобидным. Медвежонок засопел и стал чесать себя за ухом. Всклокоченная темно-коричневая шуба малыша была вся в еловых иголках. Иголки не давали медвежонку покоя. Он кряхтел, пытался дотянуться лапой до загривка и смотрел на меня, словно укоряя, что не хочу ему помочь.

Не выдержал я и нарушил лесное правило — не подходить к медвежатам и не трогать их.

Я погладил малыша и стал вытаскивать из его шубы иголки. Медвежонок сопел от удовольствия, а я думал, как бы не появилась медведица.

Не зря опасался. Из ельника послышался треск.

Отпрянул я от медвежонка, но поздно. На меня надвигалась медведица — косматая, злющая. Вот тебе и добродушные сахалинские медведи!

Первым опомнился малыш: заскулил и бросился к матери. А я бочком, бочком стал отступать в чащу. Подмывало повернуться спиной к зверю и припустить что есть сил. Но вспомнил совет охотника не поворачиваться к медведю спиной, иначе поймет, что струсил, не убегать от него — все равно догонит, не смотреть ему в глаза — этим можно еще больше разозлить зверя.