Вокруг Света 1983 № 06 (2513) - [3]

Взрывы наносили потери гарнизону, но в то же время образовывали в обрушенной кровле и новые выходы, откуда бойцы могли совершать вылазки. Снижали они и действенность газовых атак противника: новые многочисленные щели, которые ночами защитники каменоломен расширяли, улучшали вентиляцию подземных галерей.

Но завал с шиповником... По некоторым данным и свидетельствам очевидцев и участников обороны, фашисты угадали в этом месте под землей большой перекресток — «звезду» подземных ходов, и под обвалами погибло целое подразделение аджимушкайцев...

Во время экспедиции мы не раз подбирались, подходили к этим завалам по доступным внутренним ходам, однако только тронули их в нескольких местах. Чтобы разобрать хоть один из них полностью, скажу честно, не хватало тогда у нас ни сил, ни терпения, ни времени, ни опыта. Самая большая наша экспедиция, 1973 года, насчитывала в лучшие свои дни до пятидесяти человек, и работали мы около двух месяцев. Но если бы снова можно было вернуться в лето десятилетней давности, я бы лично предложил, не отвлекаясь ни на что другое, разобрать по возможности целиком, до основания один завал. Сделать центром поиска — для гарантии безопасности лучше работать с поверхности — лишь одну воронку-кратер. Анализ находок «в культурном слое», как говорят археологи, сразу бы показал степень их ценности и, возможно, дал бы в руки надежную нить поисков. Ведь любой предмет, будь то командирская сумка, прижатая камнем, или коробка железного ящика у основания каменной пирамиды, мог быть с документами!

...Если они там были. Сколько раз мы находили и сумки, и ящики — они оказывались пустыми. И тем не менее под неразобранной грудой камней все по-прежнему никем не тронуто! И документы не могут наконец не быть не найденными — в какой-то сумке, в каком-то железном ящике, в каком-то свертке... Как все, что остается после человека в его доме. В разрушенном доме. Нужно искать их!

Вернувшись из каменоломен, мы еще долго сидели с Сергеем Михайловичем у теплой, не остывшей печки... И вот сейчас, когда пишу эти строки, я снова вижу железные прутья ограды перед знакомой воронкой-кратером, красные брызги шиповника и длинную цепочку людей, идущих к Аджимушкайскому мемориалу...

Безусловно, Аджимушкаю нужна в настоящее время серьезная, специальная, хорошо технически оснащенная и рассчитанная не на один сезон экспедиция, сродни археологической. Нужны дальнейшие терпеливые поиски в архивах и сугубо научная работа с участниками, очевидцами, свидетелями обороны. Однако нужны будут не только специалисты: историки, археологи, топографы, но и рядовые раскопщики... И тут молодежь, комсомольцы могут сказать свое слово.

Когда все завалы будут постепенно разобраны, мы найдем П-образные, никем не обследованные ниши-выработки за осыпями камней и никем еще не пройденные ходы — последние «белые пятна» на карте Аджимушкая. Они самый вероятный ключ к успешному поиску архива!

Керчь Арсений Рябикин, наш спец. корр.

Раскаленная земля Намибии

В ечерело. Гасли последние огоньки костров, затихали голоса под пологами палаток, когда мы остановились на ночлег в одном из временных лагерей намибийских беженцев.

Роберт Нгаваленде ждал нас у небольшого домика, где разместился административный центр лагеря. В тесной комнате, освещенной керосиновой лампой, собрались врач, учитель, священник, несколько женщин и молодых парней.

— В лагере,— говорит Р. Нгаваленде,— сейчас более двух тысяч. И каждый день приходят десятки, а то и сотни людей. Беженцы из Намибии. Нужно всех накормить, выдать одежду, оказать медицинскую помощь, определить детей в школу. По сути дела, весь наш лагерь — это большая школа. Преподаем на языках племен нашей страны — овамбо, дамара, гереро. В изгнании никто не должен, не хочет забывать родной язык.

К столу придвигается коренастый, с глубоким шрамом на лице человек. На вид ему все шестьдесят, но на самом деле Каташи Шинвата тридцать пять.

— Главное,— говорит он,— не хватает учителей: на полторы тысячи учеников двенадцать профессиональных педагогов. Мало учебников, тетрадей, школьных принадлежностей. Но учить людей необходимо — надо, чтобы вырастали сознательными борцами за свободу своей родины.

Почему я и тысячи моих соотечественников оказались здесь, в Анголе, за сотни километров от родного дома? Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется рассказать о себе.

Родился и жил в поселке Окапанда на северо-востоке Намибии. Профессия — преподаватель начальной школы. Я никогда особенно не интересовался политикой. Но поведение южноафриканских солдат, которые оккупировали родину, вызывало у меня естественное чувство протеста. В феврале 1977 года меня арестовали, попал в концлагерь. Допрашивали белые офицеры южноафриканской разведки. Требовали, чтобы я признался в оказании поддержки бойцам из Народной организации Юго-Западной Африки (СВАПО), действовавшим в нашем округе. Я заявил, что никогда в своей жизни их не видел. И тогда шестеро офицеров начали меня избивать. Два дня с утра до вечера жестоко пытали. Связывали за спиной руки, подвешивали так, чтобы ноги не касались пола. Присоединив к ногам электроды, включали ток. Много раз терял сознание. Наконец мучители поняли, что я не могу сказать ничего. Три дня не давали воды, а потом вдруг выкинули из лагеря.