Вокруг Света 1983 № 02 (2509) - [30]

Наконец, самая «экзотическая» группа лекарственного сырья — минерального происхождения, из «драгоценностей, камней и земли». Применялись золото, жемчуг, бирюза, кораллы, медь, ртуть. Рудоносные минералы, полевой шпат, хлористый и сернокислый натрий, малахит, сталактиты. Селитра, сода, гипс, охра.

— Минеральные компоненты в лекарствах — не откровение тибетской медицины. Ведь почти у всех древних народов можно встретить такие лекарственные добавки.

— Вот именно. Конечно, многое требует тщательной проверки, но уверен, что мы пока не до конца представляем открывающиеся здесь возможности. В «Чжуд-ши» сказано, например, что золото (сэр) продлевает жизнь, укрепляет здоровье пожилых и предохраняет от вредных воздействий; серебро (дул) полезно при болезнях желтой воды (болезни суставов, водянка), гнойных ранах и кожных заболеваниях; медь (сан) — прекрасное средство для лечения печени, легких и особенно чахотки. Нетрудно соотнести все с известными данными микробиологии — ведь соли этих металлов губительны для микроорганизмов — и убедиться в исключительной наблюдательности древних врачей.

Из тибетских медицинских трактатов мы получили ценнейшую информацию, в первую очередь тем, что она — результат многовекового... эксперимента на людях! Он уже проведен, и нет никаких оснований считать, что кто-то шутил с нами. Раз так, то наш долг как можно разумнее и эффективнее воспользоваться добытыми результатами.

Так случилось, что при мне в Институт биологии пришло официальное письмо по поводу ранее поданной заявки на «полифенольную фракцию». Факт этот, повторяю, мне показался значительным, с чем я не преминул поздравить директора института, члена-корреспондента ВАСХНИЛ, доктора биологических наук Э. Л. Климашевского. Тот согласился, что событие действительно приятное. Но подчеркнул: его больше заботит будущее.

— Впереди клинические испытания препарата, — размышлял Эдуард Леонардович. — И проблема эта общая, не нас одних касается. Мы установили активное начало пока только в одном растении. А ведь сила тибетских рецептов в их комплексном составе. Будем говорить пока лишь о компонентах растительного происхождения. Но даже их десятки. Как искать и проверять суммарный эффект в таком сложном сборе? Полагаю, что надо думать и о новом испытательном подходе к подобным природным многокомпонентным препаратам.

«На земле нет ничего, что не могло бы быть лекарством»

Этот самодельный — на первый взгляд категоричный по смыслу — плакат с тибетским и русским переводом висит у входа в виварий Института биологии. Ниже источник, указывающий, откуда взята цитата: «Чжуд-ши», часть 2, глава 19. Изречение древних тибетских мыслителей показалось мне очень современным. Оно привлекательно активностью мысли. Надо искать, и найдете — вот его смысл.

А достаточно ли мы усердны? Ограничимся на первый раз лишь кругом растительных лекарств. У нас в стране несколько тысяч высших растений, а в качестве лекарственных используется около трехсот. Аналогичная статистика и за рубежом. Очевидно мало! И сколько же еще забытых «травок-горечавок» ждут своих исследователей!

Но дело пошло. Говоря словами великого живописца, ученого и путешественника Н. К. Рериха, «фармакопеи древних народов опять оживают в руках пытливого молодого ученого. Опытность тысячелетий... дает неограниченное поле для полезных изысканий. Так многое забытое должно вновь быть открыто, благожелательность истолкована языком современности».

И это делают не только биологи и врачи. К «Бри-ша», «Чжуд-ши» и другим трудам древних тибетских исследователей потянулись минералоги, историки, философы, этнографы... Какие тайны откроются им?

Улан-Удэ Александр Малинов, кандидат технических наук Фото Г. Макарычева

Кирщики

Н едавно я приехал в Баку, город моего детства, и на одной из старых улиц увидел знакомую картину: на крыше невысокого дома работали кирщики. Кирщики!.. Оказывается, эта древняя профессия — ее знал еще Вавилон, знал старый Баку — жива и в сегодняшнем Баку, современном, многоэтажном...

Мне вспомнилось детство.

Раннее летнее утро. Рассвет. Над моей головой глухой стук.

— Мама, кто это? — спрашиваю я сквозь сон.

— Это кирщики, спи, — отвечает мать, укрывая меня простыней.

Кирщики! Я мигом слетаю с кровати, выскакиваю на веранду. Деревянная лестница. Скорее на крышу!

— Куда? — кричит мне вслед мама.

— Смотреть! — кричу я в ответ, взбираясь по лестнице. Как же пропустить момент, когда рабочие будут крыть крышу киром — мягким асфальтом?

Трое мужчин в брюках с пятнами мазута и черных от сажи рубахах ломами отдирают от крыши асфальт и волокут пласты его к краю, к карнизу. Сейчас будут сбрасывать.

А внизу, в нашем узком, как колодец, дворе, стоит котел с остатками застывшего кира на дне, валяются ведра, лопаты, веревки, ворот. Рядом с котлом нижний кирщик рубит дрова.

— Хай! — вступив на карниз, кричит во двор верхний кирщик.

— Давай! — бросив топор, машет нижний и отбегает в сторону.

И пласт асфальта летит во двор, шарахается оземь...

От грохота просыпается весь дом. Из окон высовываются соседи.