Вокруг Света 1982 № 07 (2502) - [5]

Следующая наша посадка на берегу Тихой, недалеко от кромки океана. Опять вертолетчики не глушат мотор: теперь торопит Петропавловск, надвигается непогода...

Из домика, окруженного зарослями высоких трав, выскакивает... Николаенко! Вот так встреча! Он приглашает в дом, и я осматриваю нехитрое временное жилье лесников. Три крошечные комнатки, кровать, стол, посуда, полки с книгами. И главное — тепло. Тепло разливается по комнатам от печи, уютно поет чайник. Виталий знакомит меня с женой и семилетним сыном. Мальчик протягивает тарелку ярко-красной рябины...

— Выбрался сюда на денек-другой,— говорит Виталий.—Немного ягод на зиму заготовить. Попробуй!

Как-то незаметно переходим на «ты» — видимо, сблизила неожиданность встречи, гостеприимство хозяев. Хочется расположиться, поговорить, но... летим дальше. В Жупаново.

Под нами желто-коричневая земля, волнистые сопки, голубые озера, густая зелень болот. А впереди бескрайняя синь океана и белая полоса прибоя...

Жупаново — центр Семячинского лесничества, самая близкая точка заповедника, всего 150 километров от Петропавловска. Когда-то здесь был большой поселок, порт. В поселке жили рыбаки, добывали знаменитую жупановскую сельдь, но со временем Кроноцкий залив обеднел, и ему дали отдых.

Гусев повернулся ко мне и, сложив руки рупором, прокричал, перекрывая шум мотора:

— Пихта!

Я глянула в иллюминатор — в какие-то считанные секунды проплыло темно-зеленое пятно с пиками верхушек; светлые стволы берез окружали его, разбавляя по краям густую хвойную зелень. Это была знаменитая пихтовая роща. Она-то, в частности, и привела на Камчатку Анатолия Тихоновича Науменко. Как лесовод, он всегда интересовался эталонными нетронутыми участками.

— Приехал я в заповедник в 1973 году,— рассказывал Науменко.— Как добрался до Жупанова, так сразу в рощу ушел. Палатку невдалеке поставил и целую неделю из рощи не выходил. Смотрел — насмотреться не мог. Стоят, не шелохнутся деревья — невысокие, с толстыми стволами, пушистыми ветками. Уверенно так стоят, прочно. Древостой густой. Много растений, как в соседнем каменноберезовом лесочке, но, вижу, есть и типично таежные — тайник, линнея, брусника. Соболя заприметил, белку, ястреба, синицу-московку, кедровку... В общем, подышал для начала смолистым духом и с головой окунулся в изучение этого редкостного эталона.

Долина гейзеров. Грязевое озеро. Малахитовый грот — сколько уникальных природных объектов в Кроноцком заповеднике... Здесь есть что изучать исследователям и есть что охранять работникам заповедника. Черно-белые фотографии сделаны сотрудниками заповедника на маршрутах.

Присматривала тогда за этой рощей лесник Прасковья Александровна Киселева. Немолодая уже женщина, но о лучшем помощнике я и мечтать не мог. Каждый день, из года в год, она выходила в маршрут в пихтовую рощу — заряжала самописцы, измеряла температуру почвы, воды, записывала все изменения в жизни деревьев. Зимой Прасковья Александровна ходила на лыжах, а потом, когда ноги стали болеть, освоила мотоцикл...

Пришло время, и мы уже знали о пихтовой роще все. Ну, по крайней мере, многое. Знали, что в роще на двадцати гектарах тридцать тысяч пихт; знали, сколько пихт проникло в каменный березняк и сколько каменной березы приняла роща; знали, когда пихта пылит и когда созревают семена, и во сколько лет у дерева начинается семяношение... Установили, что самым старым деревьям двести двадцать пять лет, а средний возраст рощи — сто тридцать, с точки зрения биологии — оптимальный.

Здесь уже кое-что стало проясняться и в вопросе о происхождении рощи. Отпала гипотеза, что пихту привезли и посадили (ближайшие ее родственники — за 2500 километров, на южных Курильских островах и в Приморье). Посаженную пихту подавила бы каменная береза. Да и опыты с сахалинской пихтой, которую попробовали переселить в Жупаново, тоже кончились неудачей. Вымерзла. К тому же вулканологи из группы Ольги Александровны Брайцевой на основании споро-пыльцевого анализа пришли к выводу, что когда-то, в доледниковое время, пихта была распространена на Камчатке, но ледник и похолодание вытеснили хвойные, оставив только фрагменты их. Когда создались благоприятные условия, хвойные снова стали расселяться на полуострове. Тогда-то и появились пихтовая роща и другой уникум заповедника — елово-лиственничный остров на берегу Кроноцкого озера. Анализ сложного биогеоценоза рощи тоже подводил к выводу, что пихта эта — абориген Камчатки, переживший оледенение. Правда, с вулканологами у нас пока расхождения: сколькими тысячелетиями мерить возраст рощи?

Когда мы уже хорошо знали рощу, позволили себе небольшой эксперимент. Перевезли вертолетом семнадцать деревьев в Елизово, и — представьте! — прижились. Стоят на улице бодрые, зеленые. Вот что значит абориген. Подрастают и экспериментальные посевы...

Мне очень хотелось увидеть в Жупанове ту самую Прасковью Александровну, о которой так ясно и хорошо говорил Науменко. Да не только он один. Увы, не повезло: Киселева была на маршруте.

...Мы шли с Гусевым по плотному влажному береговому песку, шли вдоль бесконечной пенистой линии прибоя. Говорили о том, что заповедник вроде бы считается сухопутным, а выходит к океану. Здесь и популяцию каланов охраняют, и птиц морских, и лосося, что на нерест идет. Естественно было бы не разрывать сушу с водой, прирезать заповеднику полоску акватории. От этого и природа бы выиграла, и исследования можно было бы вести комплексно, да и заповедник, получив свой малый флот, решил бы немало проблем — снабжения, строительства, надежной водной дороги к заповедным берегам.