Вокруг Света 1982 № 05 (2500) - [33]

Однако поселений много, но Киев один. Толочко знал: существует в науке мнение, согласно которому начало города допустимо изводить прямо из зарубинецких поселений. Но, кажется, он имел уже достаточный опыт, чтобы к такого рода допущениям относиться сдержанно.

— Теперь, когда известно,— говорю своему собеседнику,— что Киев возник не в конце десятого, не в седьмом и даже не в шестом, а еще в конце пятого столетия, какие все-таки есть твердые основания для того, чтобы не выводить его родословную из еще более отдаленных эпох? Те же, к примеру, славяне зарубинецких племен — разве нельзя и их считать киевлянами? Они ведь, как вы сами пишете, деятельно торговали с городами и колониями Римской империи, а торговля — признак самостоятельности и экономической надежности сторон. А что, если рискнуть и представить себе на минутку, что рассказ летописи о Кие относится к людям и событиям не пятого, а первого века нашей эры?..

— Твердые и объективные основания для того, чтобы отсчитывать историю Киева именно со второй половины пятого века, безусловно, есть. Назову главное из них. Жизнь зарубинецких племен и их преемников на наших приднепровских горах к концу четвертого столетия совершенно замерла. Наступает длительная пауза, мертвая зона для археологов; земля молчит, в ней никаких следов жизни — ни керамики, ни монет, ни захоронений. Что случилось? Куда исчезли поселенцы, так хорошо обжившие район киевских холмов на рубеже и в первые века нашей эры? Все станет на свои места, если вспомним, что середина первого тысячелетия новой эры — рубеж Средневековья, конец Древнего мира. Как раз на эту пору приходится гуннская экспансия. Совершается великое переселение народов... Но миновала гуннская опасность, и на киевских горах вспыхивают очаги новой культуры. Вспыхивают, чтобы уже никогда до наших дней не угаснуть. Раскопки 1971, 1972, 1976 годов дали нам конкретный материал, относящийся к концу пятого века. Это было время, когда восточнославянские племена объединялись в крупные союзы, нуждающиеся в городах, в центрах ремесленного производства, торговли. В археологических материалах конца V—VI века — жилищах, ювелирных изделиях, монетах, следах укреплений, языческом капище, обнаруженных на киевских горах,— явные следы ранне-городского поселения. Оно уже тогда было названо городом Кия, Киевом. Византийские монеты императоров Анастасия I и Юстиниана I подтверждают вывод академика Б. А. Рыбакова о том, что визит князя Кия в Константинополь произошел в конце V — начале VI века.

— Значит, явление новой культуры имело еще и свой четкий нумизматический признак: римские монеты уступают место византийским?

— Да, именно с этой поры восточнославянская народность вступает в прочные многовековые отношения с Византией.

Я прошу собеседника показать в натуре хотя бы некоторые места раскопок, которые существенно обогатили археологическую летопись города.

— Мы можем даже не выходить из помещения,— улыбается он.— Достаточно взглянуть в окно. Вот здесь, под окнами, проходит стена каменной ротонды — сейчас она присыпана,— которая, видимо, была помещением для княжеско-боярских совещаний, служила прототипом думных палат. Правда, характер каменной кладки, другие археологические признаки показали, что здание сооружено сравнительно поздно— в XII — XIII веках...

— А если нам подойти к противоположному окну, то напротив окажется фундамент Десятинной церкви X века?

— Да, которую, кстати, еще сравнительно недавно считали самым старым каменным сооружением в Киеве. Л сейчас мы выйдем на Владимирскую улицу, пересечем ее и в тридцати метрах западнее Десятинной увидим раскопанный фундамент каменного княжеского дворца, который на сто с лишним лет старше соборной церкви. В этом дворце, возможно, жил еще князь Аскольд. Кстати, здание также сооружено в форме ротонды, так что традиция круглых в плане строений соблюдалась киевскими зодчими в течение столетий...

Мы идем по Десятинному переулку, он выводит на западную кромку Старокиевской горы, и тут я про себя сокрушаюсь, что сколько раз ни был в Киеве, все меня что-то отводило от этого коротенького маршрута, вдруг открывающего перед зрителем, может быть, самую сокровенную, самую живописную и уж, безусловно, самую насыщенную историческими реалиями панораму города.

Мы видим громадный, поросший старыми деревьями яр, по дну его струится улица невысоких кирпичных и деревянных домишек, дальше — еще гора, узкая, мысообразная, необитаемая, за нею угадывается другой яр, и за ним опять гористый склон.

— Этот вот узкий мыс — гора Детинка,— поясняет Петр Петрович.— Ею разделены две долины, два древнейших киевских урочища. Улица, которая нам видна внизу, называется Гончарной, тут с древнейших времен селились гончары, представители ремесла, без которого, наверное, не была бы возможна и наука археология в полном ее объеме. По крайней мере, многими своими выводами о первоначальной истории Киева мы обязаны именно здешним гончарам, их ремеслу и искусству, по которому можно, к примеру, отличить изделия пятого века от кувшина или светильника десятого-одиннадцатого столетий. В соседнем яру, за Детинкой, расположена Кожемяцкая улица, тоже одна из самых старинных в Киеве. Там селились кожемяки, и один из них упомянут в «Повести временных лет»; это тот самый Переяслав Кожемяка, который при князе Владимире успешно единоборствовал с печенежским богатырем.