Вокруг Света 1982 № 05 (2500) - [2]

Оказалось, что Минин — геофизик и не один раз ходил на «Профессоре Куренцове» начальником рейса. Поблагодарив судьбу за такой своего рода подарок, я стал расспрашивать Адольфа Ивановича, часто ли им приходится встречать белых медведей, китов, моржей и вообще много ли интересного приходится видеть.

— Хм... Китов и моржей я еще ни разу во время плавания не видел,— подумав, ответил Минин.— А вот белых медведей даже однажды снимал. В прошлом году,— принялся рассказывать Минин,— нам предстояло выполнить работу у восточных берегов Новой Земли. Мы обогнули мыс Желания, вошли в разреженные льды. Их предсказывали и ледовые карты, составляемые по фотографиям со спутников. За полосой разреженного льда должна была вскоре начаться открытая вода, и мы не волновались. Но к вечеру белых полей будто поприбавилось, а тут стемнело. В локатор-то особенно много не разглядишь, пришлось встать, заночевали, а утром огляделись — кругом бело!

Обратились в штаб ледовой проводки, — продолжал, усмехнувшись, будто все заново переживая, рассказчик,— а оттуда отвечают: «Братцы, вы у нас не запланированы. Все ледоколы распределены по судам, ведут их через пролив Вилькицкого, помочь сейчас ничем не можем, ждите». А сколько, спрашивается, ждать? Неделю, две, месяц? Да и непонятное тут вдруг началось. Южный ветер разыгрался, нас должно бы тащить на север, а мы плывем вместе со льдами на юг. Какое-то неизвестное течение, выходит, повстречали, и куда занесет оно нас, никто не может сказать. Дни идут, план работ срывается, впереди — никакой ясности, люди приуныли. И тут, словно для того, чтобы развеять грусть, откуда ни возьмись — белые медведи. Медведица с медвежонком. Чистые, белые и будто ручные! Нас совсем не боятся. Подошли к судну, медведица на задние лапы встала, словно подняться на борт хочет. Я сам северянин, на Кольском родился, но такого еще, ей-богу, не видел. Фотолюбители все пленки извели, а медведи четверо суток, пока не вышли из льда, так с нами и жили...

Его рассказ взбудоражил меня. Значит, что-то подобное смогу увидеть в предстоящем рейсе и я? Минин почесал затылок:

— Видите ли, честно признаться, во льды нам заходить нельзя. И к островам мы не подходим, не высаживаемся там. Встреча с медведем — редчайший в нашей практике случай. Ведь мы занимаемся исследованиями шельфа — морского дна. И идеальные условия для нас — чистое, без льдов, море...

Слово «шельф» в переводе с английского означает «полка», «отмель». От линии прибоя она простирается под водой порой очень далеко. Граница шельфа установлена теперь там, где глубины в 200—300 метров резко сменяются глубинами материкового склона, достигающими тысячи и более метров. Ученые считают, что шельф — это часть материка. Так почему же на шельфе не оказаться месторождениям тех же ценных минералов, что имеются в прибрежной зоне материков? Проверили и убедились, что на шельфе можно добывать и алмазы, и цветные металлы и что там сосредоточены запасы нефти и газа. В 1958 году на I конференции ООН по морскому праву была выработана конвенция, по которой территория шельфа обрела гражданство. До двухсотметровой глубины шельф считается принадлежностью той страны, к границам которой он примыкает. Так гласит конвенция. Для нашей страны прибавившаяся территория — огромнейший полигон для исследований, ибо моря Севера — почти сплошной шельф.

— На Баренцевом море,— рассказывал Минин,— мы начали работы семь лет назад. Пока выполняем региональные исследования. Когда закончим, геологи на основании наших работ начнут высказывать свои соображения о том, что и где может залегать...

В Линахамари мы простояли до поздней ночи. Ждали, когда прибудет на судно капитан. Сергей Викторович Юрьев находился в отпуске. Все это время за него исполнял капитанские обязанности старший помощник Владимир Трофимович Пятница. После передачи дел прибывшему капитану Владимир Трофимович по морской традиции дал прощальный ужин. Он покидал судно, чтобы отправиться принимать новое, где уже будет в должности капитана.

За ужином пошли разные разговоры, и я неожиданно для себя узнал, что исследователям шельфа не так уж легко работать. Мешают и штормы, и лед, и течения. А ведь за судном во время работы тянется коса-кабель с датчиками длиной в три километра.

— Уж так и быть,— сказал Владимир Трофимович.— Расскажу... В начале лета работали мы в горле Белого моря. Течения там — не зевай! Сделали профиль, начали выбирать косу. Судно идет малым, а тут, видимо, теченьице изменилось, в обратную сторону пошло, да волна поддала. Мы, как говорится, ахнуть не успели, а коса уж на винте. В этой ситуации ничего не остается, как вызывать спасателя. Хорошо, если на борту у него водолазы есть, а нет — придется в порт идти да в док вставать. В любом случае времени потеряешь уйму, работу не сделаешь, весь рейс насмарку пойдет. И тут вдруг подходит ко мне Дима Колос. Он магнитологические наблюдения ведет. Парень особо незаметный, тихий, и говорит: «Я, мол, подводным плаванием увлекаюсь, на судне со мной костюм. Разрешите, я спущусь и сниму косу с винта». В море лед, холодище, как он, думаю, там, в воде-то, продержится? А Колос твердит, разреши да разреши, попробую, если опасно, рисковать не буду. Продумали, как подстраховать, и пустили его. И Дима не подвел, выручил. Освободил суд