Вокруг Света 1982 № 02 (2497) - [25]

Вновь взвыли шакалы, но теперь рядом раздались крики лрдей, замелькали факелы. Амирхан успел вскочить, броситься в темноту, и тут что-то налетело на него, сбило с ног, навалилось, стиснуло, подавило: и тяжестью, и яростным хрипением, и смрадом нечистого дыхания.

Потом его волокли с толчками, пинками и руганью к тому месту, откуда приходил свет, и вот Амирхан очутился на площадке перед старым заброшенным мазаром 1, воздвигнутым в честь забытого всеми хана-властителя.

1 Мазар — мавзолей, надгробное сооружение в Средней Азии.

Амирхана поставили в середину площадки, освещенную четырьмя кострами по углам, басмач в огромной мохнатой папахе проверил, крепко ли связан пленник, и отошел в тень.

К Амирхану в светлое место вышел высокий старик с горбатым носом, впалыми морщинистыми щеками и блестящими глазами в узких прорезях век. Белая папаха лихо сидела на его голове, на плечи была наброшена бурка из белой шерсти.

— Кто ты? — спросил старик.— С чем шел к нашим кострам? Говори, не прячь свой язык за оградой зубов.

«Что делать? — лихорадочно думал Амирхан.— Что делать?»

— Мир тебе, достойнейший Мурзали-хан,— запинаясь, проговорил он.— Да продлит аллах твою почтенную жизнь на долгие годы! Язык перестал мне повиноваться из страха перед твоими славными воинами.

— Мои воины страшны лишь тем, кто отвернулся от зеленого знамени ислама и идет в поводу у неверных урусов, загоняющих наш бедный народ в проклятые «колихосы». Кто ты, незнакомец?

— Я сын Садык-хана, Амир. Родом из Таласа. Отца моего забрали в тюрьму урусы, у него было слишком много овец и верблюдов. На мою долю осталась только месть за поругание и разорение нашего рода. Мне довелось сражаться в рядах славного войска Гюрген-хана. Но год назад нас разбили конники Буденного. Гюрген-хан ушел с небольшим конвоем в Афганистан, нам же повелел разойтись по аулам и ждать его обратно с новыми силами. Целый год я скрывался от властей, а когда услыхал, что правоверные поднимаются здесь, то отправился сюда немедленно.

— Твои слова вызывают радость в моем сердце, Амирхан, но так будет, если они не лживы. Почему ты не пришел ко мне днем, а крался мимо моих постов, как трусливый шакал?

— Наши старики учили меня помнить: когда волк приближается к ловушке, он обнюхивает и свой собственный след,— ответил Амирхан.— Еще днем я слышал стрельбу, шум сражения. Местные жители не отвечают на расспросы. Я понял, что ты ведешь бой с урусами, и потому должен был остерегаться, чтобы не попасть в их руки.

— И этот ответ выглядит правдивым,— сказал хан Мурзали.— Я оставлю наш разговор до утра. Утром приедет сюда новое пополнение моим силам. Там будут люди Гюрген-хана. Я разделю тогда радость твою, Амирхан, от встречи с товарищами. А сейчас, думаю, тебе непривычно будет спать в новом месте. Потому твой сон в остатке этой ночи убережет Кемаль-бек.

Амирхана отвели в углубление-камерку в стене мазара. Она вдавалась в стену шага на четыре и выходила отверстием без двери на освещенную горящими кострами площадку. Амирхан улегся в углублении на кучу тряпья, которое уже лежало там, и притворился спящим. У выхода примостился, закрыв его крупной фигурой, Кемаль-бек.

Вскоре по всему стану началась лихорадочная подготовка к ночному разбойничьему набегу. Стараясь не шуметь, басмачи собирались неожиданно напасть на лагерь Матвея и его аскеров, на молодых неоперившихся птенцов, доверенных Амирхану.

«Что же делать мне?— думал Садыков.— Как известить обо всем Матвея?»

Амирхан взглянул на лицо своего молчаливого стража и разглядел на нем следы пендинской язвы.

— Ты из Туркмении, брат?— помедлив, спросил Амирхан.

Басмач вздрогнул, спросил:

— Почему так считаешь?

Когда Амирхан не ответил и только молча смотрел на него, басмач поднял руку, провел ею по шрамам на щеке, еле заметно кивнул.

— Здравствуй тогда, дорогой земляк. Мать моя происходит из племени огузов, отец вывез ее в Талас оттуда. Потому я и говорю на твоем языке. Я рад, что встретил тебя здесь.

Но стражник молчал.

За стенами мазара сборы басмачей близились к концу. Вот-вот спешенный отряд, который должен был первым ворваться в кооператив, отправится на кровавое дело.

— Слышишь, как все собираются в ночной набег на колихос? — вдруг злобно заговорил Кемаль-бек.— Кое-кто хорошо наживется в эту ночь, а мы с тобой останемся в дураках.

— Как это? — спросил Амирхан настороженно, стараясь не выдать своей взволнованности.

— А так! Но пусть только тронутся в путь, и мы последуем за ними. Второго карабина у меня нет, но я дам тебе свой нож. Это хороший туркменский нож, мой отец когда-то убил этим ножом тигра. Будем держаться вместе.

...Лишь только снялся с места передовой отряд хана Мурзали, исчез в непроглядной тьме, чтобы сторожкой змеею вползти в стан защитников Кара-Агача, Кемаль-бек знаком предложил Амирхану покинуть убежище и следовать за ним.

Двигались они незаметно, вел Кемаль-бек, он будто во тьме видел, дорогу выбирал такую, чтоб выйти к воротам кооператива сразу за головным отрядом Мурзали-хана.

Басмачи незаметно окружали дувал, подбирались к воротам кооператива.