Вокруг Света 1981 № 12 (2495) - [2]

Мы идем по кромке громадной котловины к городу, к старушке, все так же одиноко стоящей над бывшей площадью.

— Распроститься пришли? — спрашивает она нас, будто обычное это дело — прощание с площадью.— Тоже переселили? Всех переселяют. Квартеры дают И нам сулят — трехкомнатную, большу-ую. Пока не тронули, и слава богу.

Ее глаза слезятся на ветру Красная площадь, дома низенькие, с разноцветными крышами да речка Чебоксарка в деревьях и кустарниках — вот что видится старой чувашке.

Кучи еще не вывезенных пней, железобетонные блоки да Чебоксарка, никогда не замерзающая, быстрая, шумит, как вечно шумела,— вот что перед нами.

— Одна осталась... Замерзнет теперича, ой, замерзнет...

Как объяснишь старушке, что из десяти вариантов проекта принятый — самый оптимальный?

— Можа, пособите, сынки, чтоб нас не нарушали? Ежели море руками делать, так можно его и подвинуть чуток в сторонку! Я ж взросла здесь.

— Во-во, то же самое! — отойдя, в сердцах говорит Саша.— Вот и суди, легкая у меня жизнь?

В кабинете инструктора обкома комсомола раздался стук в дверь.

— Войдите!

Кто-то долго вытирал ноги в коридоре, наконец переступил порог, снял шапку.

— Здравствуйте вам!

Парень как парень, приехал на ГЭС из дальнего чувашского села, работать согласен кем угодно, но лучше всего шофером.

— Почему на ГЭСстрой? — спрашивает инструктор.— А не на тракторный, например,— такая же могучая стройка? ГЭС ведь кончают скоро

— Нет, на ГЭС,— твердо отвечает паренек и, будто застеснявшись этой своей твердости, добавляет: — Раньше не мог — из рядов Советской Армии только что прибыл.

До комсомольского штаба стройки мы ехали вместе. Удивительно простым и легким казалось все рядом с этим двадцатилетним пареньком. Дорога, забитая машинами, вызывала у него восхищение:

— Вот это да! Это по-нашему! Как на больших учениях.— Потом застенчиво добавил: — Еще б хороших друзей найти...

Я обещал познакомить его с Домрачевым.

Обрадовался, не знал, как и благодарить,— развязал свой солдатский мешок и тут же, в кабине самосвала, стал угощать меня и водителя. Прибыл на ГЭС с шаром шыртана (Шыртан — домашняя чувашская колбаса) , буханкой хлеба да с парой толстых шерстяных носков про запас. Я запомнил его имя и фамилию: Василий Васильев.

...У турбинистов обедали. Бригадир жевал колбасу с черным хлебом, запивал горячим чаем из алюминиевой кружки и одновременно играл в шахматы. В каждом его движении, в каждом слове — обстоятельность.

— На первой ГЭС народилась первая дочка. На второй — вторая...— начинает он рассказывать мне свою биографию.

После этих слов следует долгая пауза, словно бригадир вспоминает, как все было, как рождались у него дети, как жена сидела с ними.

— Яслей и садиков тогда не было, это теперь стройки начинаются с жилья, со всяких там удобств, раньше было не так. На четвертой, значит, они уже в школу ходили...

И опять пауза, после которой он сообщает о следующей вехе —на пятнадцатой ГЭС старшая пришла и сказала: «Я — замуж, папа...»

Он строил почти все станции на Волжском каскаде. И много других — в Сибири, на Урале, за границей. Чебоксарская для него — семнадцатая.

— Последняя?

— Новый каскад начну.

Он доедает хлеб, запивает последним глотком чая, вытирает рот тыльной стороной ладони, делает последний ход на шахматной доске. Все удивительно спокойно и своевременно в жизни этого человека.

Так познакомился я с Петром Сергеевичем Стародубцевым, турбинистом высочайшего класса, больше известным по прозвищу Каскадер,— не первый каскад гидроэлектростанций заканчивает он.

Его турбина должна собираться в тепле, и поэтому над ней возвели огромный ангар. Здесь свои прожекторы, краны, свои бытовки Канаты и тросы, поручни, лестницы, люки, колодцы с черной гулкой пустотой. В этот ангар въезжают машины и вкатываются по рельсам вагоны, груженные деталями. Слышно, как турбина монтируется, но увидеть ее нельзя. Разве что на чертеже бригадира Стародубцева.

В ангаре все движется — канаты, тросы, краны. Только людей не видно .. Петр Сергеевич идет неторопливо, вразвалочку, остановится, заглянет в люк, а там человек; развернет перед ним свой чертеж и только ткнет пальцем. «Да, хорошо, Сергеич, хорошо»,— кивает турбинист.

Ангар трудится, ангар собирает турбину. Осторожно переступая, держась за поручни и канаты, идет по ангару парнишка в зеленой робе.

— Или ноги чужие?

— Да ведь тут наворочено ..

— Не бойся, но и не спеши.

Четвертый день я хожу к Сергеичу, как на работу. Он принимает турбину от ночной смены, передает дневной, потом вечерней — где и что доделать, куда переходить. Он ведет турбину от первого дня до последнего, как учитель ученика из класса в класс. Он знает каждый винтик, каждый выступ. Что-то не совмещается на 0,75 миллиметра. Чертит мелом линии, значки на шкафчике для инструментов.

— Понял? — спрашивает он у турбиниста.

— Теперь понял!

Шкафчики зеленые, как доски в аудиториях университета. Все они исписаны и исчерканы.

Стародубцев снова идет по ангару. Тот же парень в зеленой робе навстречу — лихо перепрыгивает через колодцы.