Вокруг Света 1981 № 09 (2492) - [13]

Птиц кольцуют не только из-за простой любознательности. Ведь с их перелетами многое связано в жизни человека. Известно, например, что они могут быть переносчиками опасных болезней. Поэтому необходимо знать, в каком состоянии места зимовок и гнездовий. Где, когда и на какой высоте летят птицы, важно знать и авиаторам: столкновение с ними не раз кончалось для самолета трагически.

В Матсалуском заповеднике ежегодно метят десятки тысяч птиц разного возраста. Поймать птенца несложно, со взрослой же птицей труднее. Поэтому в заповеднике используют специальные автоматические лучки-ловушки, которые ставят на гнездо. И едва птица садится, как марлевая сетка накрывает ее. Отлавливают здесь и линяющих птиц, которые в это время теряют способность летать. Ну а во время пролетов устанавливают громадные сети-ловушки. В них попадают целые стаи.

Птицы, помеченные в Матсалуском заповеднике, зимуют в самых разных уголках света: кольца присылают из Дании и Южной Африки, Англии и Марокко, Алжира и Италии, Франции и Анголы. Любопытна история одной коноплянки — уроженки Матсалуского заповедника. Ее поймали птицеловы-контрабандисты в Африке, оттуда ее перевезли в ФРГ и продали для содержания в клетке.

...Несколько часов не умолкал крик чаек на острове, и за это время здесь вырос лес из колышков с номерами: все утиные гнезда были помечены.

И снова гудит мотор. Скачет по волнам лодка. Несколько раз мимо нас, будто купаясь в соленых брызгах моря, пролетели стайки темных птиц. Это гаги. А вот их пристанище — остров Папилайд. Он весь сложен из громадных камней, отшлифованных морем и ветром. Лучшего места для гаги не найти. Птица связала свою жизнь с морем, даже в глубь материка старается не залетать. На сушу выходит лишь в период гнездования.

Несколько дней назад на Папилайд приезжали сотрудники заповедника, метили гагачьи гнезда, описывали их. Мы идем от колышка к колышку. Гагачий пух, яйца. И вдруг — не мигая смотрит на нас большая коричневая птица. Гаги порой так крепко сидят на гнездах, что подпускают человека вплотную. Но обычно они все-таки срываются с гнезда, бросаются в море и пережидают там опасность.

Морская синь впереди обрывается темной полоской. Там дельта Казари. Когда лодка подошла к устью реки, из зарослей на открытую воду, будто парусные фрегаты, выплыли лебеди. Но что это? На одном из них ожерелье. Оказывается, помимо колец, лебедям надевают на шеи синие ожерелья с номером. Это нужно для того, чтобы с большого расстояния наблюдать за птицей и не путать ее с другими. Сейчас всюду в мире орнитологи так метят лебедей.

Лодка нырнула в речной коридор и пошла к дому. Над нами скользили аисты, с берега смотрело несколько лосей. Не торопясь, пролетел гусиный клин. Матсалуский заповедник сейчас располагает большим поселением этих нелюдимых и очень осторожных птиц, хотя тут немало бывает экскурсантов. Сотрудники заповедника настолько хорошо организовали визиты людей, что птицам они абсолютно не мешают.

Вот, кстати, большая лодка с гостями подплыла к берегу, где стоит высокая вышка. Люди поочередно начали подниматься на ее этажи. Сверху заповедник был как на ладони. Видны чаячьи острова, болотистые луга, заросли тростника, и всюду птичьи облака...

И. Константинов Фото автора Эстонская ССР, Матсалуский заповедник

Ожившие призраки

Как только на свет была извлечена кинокамера, началась самая настоящая слежка. То и дело я ловил устремленный на нас из толпы чей-то настороженный взгляд. Кто-то все время следовал но пятам, отдавая чуть слышные команды замаскированным «топтунам». Наконец эта игра в кошки-мышки им надоела. Передо мной и кинооператором Леонидом Придорогиным вдруг выросли пятеро молодчиков в синих рубахах, красных беретах и черных кожаных перчатках — фалангисты при полном параде. Один грубо осведомился, для чего и по какому праву мы ведем съемки. Бумаги официальных властей, оформленные в строгом соответствии с испанскими законами, не произвели на парней никакого впечатления.

— Вам придется поговорить с шефом безопасности нашей организации сеньором Альваресом! — отрезал вожак. Оператор остался под бдительной охраной, а я пошел знакомиться с таинственным Альваресом. Он оказался человеком лет 35, вполне интеллигентного вида, в безукоризненном сером костюме, на лацкане которого поблескивала маленькая золотая свастика.

— Русский журналист? Странно... Ну что же, снимайте, нам скрывать нечего. Мы открыто говорим, что выступаем против марксистов, против той политической вседозволенности, которую сейчас кое-кто в Испании называет демократией. Будущее за нами, хотя пока сил у нас немного.— Интервью, которого я вовсе не просил, грозило затянуться. Впрочем, словоохотливый шеф безопасности по моему лицу понял всю бесполезность его теоретических рассуждений.

Лекция была закончена. Съемки продолжались. Мимо нас по улице Алкала, одной из самых шумных и оживленных в Мадриде, шли колонны со знаменами всех цветов и оттенков, с эмблемами различных правых организаций и групп. Большинство мужчин и женщин, простых мадридцев, наблюдали за шествием, напоминающим о мрачном периоде франкистской диктатуры, с плохо скрываемым презрением.