Вокруг Света 1980 № 09 (2480) - [2]

«И он хочет сделать из нас своих союзников? — размышлял Тарас. — Неужели мы годимся к такой большой игре?!»

А Ситный всерьез доверялся своим новобранцам. Иначе зачем бы он за вечерним чаем при жене и детях вводил их в суть противоборства с собственным начальством?..

Геннадий Аполлонович Ситный родился на колесах: отец был строителем железных дорог, и семья размещалась, сколько помнил себя Генка, в вагонах. Вагоны перемещались по мере наращивания путей; и ребятня с каждым новым перегоном бросалась осваивать ближайшие таежные угодья. Лето начиналось с черемши, потом шла первая ягода — сизая, горьковатая жимолость, созревала голубика на болотах, начинала алеть в увалах брусника, рубиновыми зернами высыпала малина, потом начинался шишкобой, поспевала под самый снег клюква... А сколько речек обошли ребятишки колесных городков! Каких только приемов не узнали! Из темно-зеленых ямин, именуемых в Сибири уловами, вытаскивали на искусственную мушку хариусов, а счастливцам удавалось добыть и зубастого тайменя на блесну или поддельную мышь.

Мать с отцом нахваливали сына-добытчика, но и за сладкой ухой принимались вспоминать свои несравненные белорусские места, из которых попали в Сибирь. «Благодарить должны Сибирь, что приняла как людей!» — в сердцах говорил повзрослевший Геннадий и уходил к Байкалу, который зазывал на последних витках Крутобайкальской дороги прохладными синими бухтами в головокружительных разлетах падей. Парня восхищала старая железная дорога, проходившая по самому берегу великого озера, со всеми своими тоннелями, мостами, каменными выкладками против селей, станционными достройками и волнорезами. Геннадий уже прочитал о том, что уникальную южнобайкальскую дугу строили каторжане под руководством французских инженеров. И такое знала щедрая, широкая, благодарная Сибирь!

Но у Сибири, этой сложной геологической громадины, были свои затаенные свойства, которые она могла проявить самым неожиданным образом. Однажды на глазах у Геннадия случилась катастрофа, потрясшая его на долгие годы.

Ночью их вагон в тупике вдруг закачало, катнуло взад-вперед и сорвало с рельсов. Тяжкий гул разнесся в недрах гольцов, а затем с грохотом и лязгом вспыхнуло зарево над тартой в той стороне, где крутыми петлями рельсы сбегали к Байкалу.

«Матка баска! — запричитала мать. — Вот она, кара небесная».

«Землетрясение, — закряхтел отец. — Как бы давешний товарняк не сошел с рельсов».

Предположение отца подтвердилось наутро. Возбужденной стайкой помчались колесные ребятишки чуть свет по шпалам в сторону сполохов над тайгой. За третьим поворотом по глазам полоснули обугленные, догорающие остовы товарных вагонов. Сам паровоз уткнулся в ручей на дне распадка.

И вдруг вязкая слабость осадила Геннадия на ближний камень. Когда очнулся, на рельсах стояла дрезина и люди в железнодорожных шинелях отгоняли мальчишек от места катастрофы.

«А ну, ребятня, по домам!»

А в этих домах-вагонах все комментировалось, как будто полустанок был связан прямым проводом с местом катастрофы. «Недоучли какую-то там сейсмику». — «Сдали с недоделками» — «Баллы на высоте другие» — «Байкал-батюшка осерчал». — «Теперь заварилась каша». — «Все пути переглядывать будут». — «Как специально наслал кто эту землетрясению». — «А кто ее может учесть?» — «На что ученые?» — «Ученье — одно, а производство — другое...»

В институте Геннадий понял, что в тех примитивных разговорах высказывалась верная мысль о ножницах между требованиями науки и задачами производства. А в крупных сибирских масштабах этот разрыв и бывал по-особому выразительным. «Изучайте дело свое глубоко, — внушал им на лекциях седенький профессор Манилович, сверкая золотой оправой очков. — Кто привыкнет скакать по верхам в институте, тот будет легкомысленным и на производстве. А это значит — масштабный вред окружению, земле, Отечеству».

Геннадий не желал вреда Сибири, он любил ее. На строительстве железнодорожной линии Тайшет — Абакан его участок не числился передовым по темпам, зато при сдаче молодому инженеру была вынесена благодарность за качество и надежность. На трассе Хребтовая — Усть-Илимск, где Геннадий Ситный уже возглавил строительно-монтажный поезд, его имя связывалось с особым порядком, творческой инженерией и высокой степенью ответственности за природу. Геннадий считал, что железная дорога не должна быть бедой и выручкой, она обязана способствовать разумному дренажу, как река, которая очищает тайгу. Связывая одну проблему с другой, он натолкнулся на серьезный недогляд в проекте.

Его строительно-монтажный поезд должен был уложить насыпь через долину таежной речки Тубы. С виду проект был составлен грамотно; утеплить многолетнюю мерзлоту отсыпкой по площади, затем возвести насыпь под железнодорожное полотно. «Дешево и сердито, — констатировал тогда Геннадий. — Только забыли про Усть-Илимское море».

Это искусственное море было надвигающейся реальностью. Оно должно неминуемо подпереть все речки, впадающие в Ангару ниже Братской ГЭС, в том числе и Тубу. «А тогда, — рассудил Геннадий, — вода растопит мерзлоту под нашей насыпью и вся работа провалится в тартарары».