Вокруг Света 1980 № 08 (2479) - [5]

Лучи солнца скользнули по стенам Центрального стадиона и утонули в его каменной чаше; лужниковские берега словно отодвинулись в неясной дымке. Мы шли на малых оборотах, и мелкая зыбь вытягивала на воде отражение нашего судна. Из-под кормы баржи вскинулась утиная пара; часто взлетая и приводняясь, кряква и селезень уходили все дальше и дальше, но, убедившись, что им ничего не угрожает, успокоились и даже позволили себе удовольствие покачаться на наших волнах.

Река была спокойной и ослепительной до рези в глазах. Небо в разрывах хмурых, растрепанных туч разгоралось то сиреневым, то бледно-палевым цветом, и кружевная волна с опадающим верхом несла на себе радугу.

— Хороший город тем, наверное, и хорош, что похож на все, а на него никто, — сказал капитан Федоров, глядя, как плутают лучи солнца в золотых куполах Новодевичьего монастыря. Он прислушался к гулу двигателей: — Вы как, согласны?..

О. Зубов, В. Орлов (фото), наши специальные корреспонденты

Люди гор

Водопад Пренн

...Ели, похожие на наши, я увидел из автомобиля часов через шесть езды после того, как, выехав из жаркого Хошимина и преодолев крутые серпантины шоссе номер двадцать, мы поднялись на высоту около полутора тысяч метров. Повеяло прохладой, запах хвои, почти забытый за долгие годы работы во Вьетнаме, проник через окно. А на привале вместо надоевшего жестяного грохота цикад я услышал стрекотание кузнечика... Начиналось Центральное плато.

Мы остановились километрах в пятнадцати от города Далата, центра провинции Ламдонг. С лесистой кручи бросался водопадом горный поток. Сейчас, в сухой сезон, он был сравнительно спокоен и лениво переливался через кромку порога. В небольшом озерке внизу кипела взбаламученная падением вода. Узкая тропинка вела вдоль потока, и с нее было видно, как под струями, переливающимися радугой, стремительно проносятся ласточки. Водопад низвергается с холма, который зовется Пренн. Беззаботно уселись мы на траву среди елей, а потом без всякой опаски наткнуться на змею или ядовитое насекомое вытянулись на ней. Нечасто такое можно позволить себе во Вьетнаме. Вдали в прозрачном горном воздухе поднимались вулканические пики Лангбианг...

Трудно представить себе, что местность вокруг Далата всего на один градус дальше Хошимина от экватора! С ноября до апреля по ночам температура иногда падает до 5 градусов, разумеется, выше нуля, в редкие годы еще ниже. В самый же жаркий месяц — май — она держится днем на уровне 25—26 градусов. Высота придает и необычайный вкус воздуху: он здесь свеж, словно после грозы, и — как утверждают медики — необычайно живителен и бодрящ.

Вьетнамские короли и мандарины называли Далат «летней столицей», и следы монаршего быта все еще остаются на холме Пренн. Самый живучий из них — врытая в землю среди елей, накрытая ржавой железной решеткой арена, стены которой укреплены обтесанными валунами. На арену выходят две двери. В одну выталкивали человека; из другой, прижимаясь брюхом к грязному цементному полу, лениво выбирался тигр. К решетке наверху приникали любопытствующие лица мандаринов.

На поединок с хищниками обрекали приговоренных к смертной казни революционеров. Видимо, это доставляло особенное удовольствие палачам. Уголовников казнили проще. При центральной полиции содержался особый слон, который давил ногой или душил хоботом пойманных за кражу горсти риса бедняков. Все зависело от прихоти судей, руководствовавшихся средневековым кодексом совсем недавно, в нашем веке, когда уже летали в небе самолеты и возводились здания в десятки этажей... Во Вьетнаме это мрачное прошлое отнюдь не «преданья старины глубокой».

Ждавший нас у холма Пренн товарищ Нгуен Суан Ки, председатель комиссии по пропаганде народного комитета провинции Ламдонг, был очевидцем жестоких расправ над своими товарищами по подполью еще в 40-х годах.

Вокруг Далата и дальше в направлении города Метхоута, в провинциях Зиалай-Контум и Даклак, живут горцы десятков народностей. Этнографы утверждают, что эти древние жители Индокитайского полуострова схожи с коренным населением внутренних районов Борнео, Филиппин, Таиланда и Бирмы. Среди тех, кто встречался нам на серпантинах Центрального плато, я видел людей и с белой, и с бронзовой, и со смуглой, почти черной, кожей.

Язык горцев сочен и образен, они любят выражаться иносказательно. Вот как, например, обозначают они время суток: «Лучи падают на круп косули» — солнце заходит; «Дети ложатся спать» — уже девять вечера, «Первый петух» — и без объяснения ясно; «Солнце в горлышке кувшина» — десять утра, когда делается первый привал и все прикладываются к своим флягам с водой. Здесь, в горных деревнях, до сих пор мужчины и женщины подпиливают и чернят зубы: по их мнению, некрасиво иметь «собачьи» — то есть белые и необработанные — зубы.

У дороги не редкость встретить полупьяного слона, прислонившегося к дереву да так и заснувшего. Алкоголь ему подмешивают в питье, чтобы лучше работал на лесозаготовках и в походах. Таков древний обычай. Я видел, как двенадцать слонов в одном строю без погонщиков тянули на цепях из леса бревна. Совсем рядом с шоссе промчался на сером чудище горец-мыонг. Ветви деревьев того и гляди сметут его в любую минуту, а он знай пинает слона по ушам, подгоняя его.