Вокруг Света 1980 № 05 (2476) - [14]

...И вот рано утром мы с Вадимом Мазитовым снова въезжаем в Аджаокуту, будя сонную тишину глухой деревушки. Как и было обещано вождем, на базарной площади уже ждет целая толпа крестьян, вооруженных выщербленными мачете да не виданными нами доселе топорами, похожими на секиры: устрашающего вида треугольный клин, загнанный в суковатый оголовок длинной дубины. Приступаем к формированию нашей рабочей бригады, и на площади поднимается невообразимый гвалт: каждый из собравшихся считает себя наиболее подходящим кандидатом и во весь голос заявляет об этом. Услышать и понять что-нибудь в таком шуме почти невозможно. Однако рано или поздно всему бывает конец. Часа через два-три нужное число рабочих все же отобрано. Возглавляет бригаду Дауда, парень, одетый, несмотря на жару, по последней городской моде: узкая приталенная рубашка яркой расцветки, сильно расклешенные небесно-голубые брюки и туфли на неимоверно высокой платформе. Можно наконец отправляться на место работы.

Для начала решаю провести общую рекогносцировку, чтобы представить район изысканий. Сразу же за деревней наш отряд вступает в лес. В жаркой духоте, цепляясь за камни и стволы деревьев, обливаясь потом, медленно поднимаемся по узкой тропе к самому куполу ближайшего холма, возвышающегося над окружающей местностью. Площадка будущего строительства раскинулась на правом берегу Нигера, у подножий холмов, поросших лесом и усеянных причудливыми скалами. Ее верхняя часть покрыта непролазной травянистой растительностью с редкими деревьями. Зато низменный участок представляет собой настоящие дебри: тропический лес, густо переплетенный лианами, в который вклиниваются мангровые заросли. Вдоль реки простирается изрезанная лагунами и болотами обширная пойма, в сезон дождей целиком заливаемая водами Нигера.

Первый день работы в лесу был особенно трудным. Из-за непривычной духоты — плюс сорок градусов по Цельсию в тени — мучила жажда, а несколько бутылок выпитой кока-колы еще больше усилили ее. Одежда настолько промокла от пота, что пришлось снять с себя все, кроме брюк. Едкий пот все время заливает глаза, а стоит нагнуться — тут же течет тонкой струйкой с подбородка и кончика носа, заливая полевой журнал и карту.

Просеки рубят крестьяне, набранные в Аджаокуте. Работа эта для них явно непривычна. Сначала они отложили в сторону свои устрашающие секиры, сочтя их слишком тяжелыми, и взялись за мачете. Орудие это, конечно, намного легче, но для лесоповала малопригодно: лезвие со звоном отскакивает от железной древесины гигантских стволов ироко, лишь выкрашивая ее мелкими кусочками. Рабочие очень быстро выдыхаются, поэтому мне самому тоже часто приходится браться за топор. Работа идет крайне медленно, иногда за день продвигаемся вперед на 200—300 метров.

В первый же день на просеке рабочие убили змею длиной не менее полутора метров. К сожалению, нигерийцы не знают ее английского названия, а местное мало о чем говорит Вадиму Мазитову. В ходе расспросов выясняется лишь, что эта змея очень опасна. Кусает она обычно в голову, молниеносно нападая на жертву. Если после укуса не сделать укол вакцины, то, как уверяют наши рабочие, смерть может наступить через 5—10 минут. Перспектива стать жертвой экзотической гадины никому, конечно, не улыбается. Поэтому я даю распоряжение предварительно проверять заросли впереди длинными шестами.

Первый результат принятых мер предосторожности оказывается несколько неожиданным. Совсем рядом с просекой по вершинам деревьев пробежала вспугнутая стая бабуинов, которую возглавлял крупный самец с шерстью бурого цвета. Через несколько минут обезьяны расположились на высоком дереве, растущем на ближнем холме. Самец же со свирепо оскаленной пастью неподвижно уселся под деревом, настороженно наблюдая за нами.

В один из этих дней к нам подошли двое охотников: первый держал в руке старинное ружье с очень длинным стволом, второй, вооруженный луком со стрелами, нес двух убитых мартышек. Оказывается, обезьяны воровали бананы с их небольшой плантации, а эти две негодницы были зачинщицами набегов и поэтому подверглись столь строгому наказанию. Мясо же воровок пойдет в пищу семье.

...И все-таки хорошо утром в лесу, когда воздух еще не раскален солнечными лучами и в нем чувствуется ночная свежесть; в кронах деревьев раздается разноголосое щебетание птиц, слышны крики только что проснувшихся мартышек, над просекой порхают ярко расцвеченные крупные бабочки и вьюрки — крошечные африканские воробышки. Спинка и брюшко у птиц ярко-красные, а крылышки бурые, поэтому в полете они очень напоминают мерцающие искры, летящие из костра. По мере того как солнце поднимается к зениту, жизнь в лесу замирает: прячутся в спасительную тень и замолкают птицы и звери, и только какая-то одинокая птаха гортанным голосом монотонно выкрикивает одно и то же слово, смысл которого известен лишь ей одной, да неугомонные цикады с нарастающей силой оглушают вас своим треском, временами переходящим в звенящий рокот. В эти часы и самому хочется забиться куда-нибудь в прохладную нору, чтобы переждать испепеляющий зной. Кажется, что густеющий воздух вот-вот закипит, словно похлебка. И хотя этого не происходит, всем телом чувствуешь, как бешено бьется сердце, готовое вырваться из груди, как отбойным молотком стучит в висках кровь.